От Эннио Морриконе ждут любимых мелодий. А он не готов их играть раз за разом. Быть кинокомпозитором – тяжкий крест. Известность, большие деньги, возможность много писать и все слышать исполненным тут же, работа с лучшими кинорежиссерами мира – ничто. Если внутри звучат симфонии, хочется признания серьезной филармонической публики и список классиков кажется неполным без твоей фамилии – Морриконе.

Успеть

Эннио Морриконе три года назад уже приезжал в Россию с оркестром. И тогда от него тоже ждали любимых мелодий – пронзительного «Профессионала», вопля койота из «Хороший, плохой, злой», брутального культового «Убить Билла», сакраментального «Однажды в Америке»…

И зря ждали. Маэстро огорошил огромный зал симфоническими миниатюрами, в которых едва угадывались немногие знакомые мелодии.

И вот новый приезд. И маэстро в ноябре исполнится уже 80 лет. И он хочет успеть. Он явно хочет приучить публику к мысли, что Эннио Морриконе – композитор симфонический, серьезный, основательный.

Он привез в Москву Большой симфонический римский оркестр. Вдоль задней стены в три ряда уселся хор Гостелерадио – сотня застывших фигур в строгом черно-белом. Огромная сцена Кремлевского дворца съездов едва поместила всех музыкантов и певцов.

Сам Эннио на пресс-конференции перед концертом заявил, что не хочет видеть в зале фиолетового цвета и цифр, связанных с порядковым номером своего выступления.

Сам Эннио на пресс-конференции перед концертом заявил, что не хочет видеть в зале фиолетового цвета и цифр, связанных с порядковым номером своего выступления.

До нынешнего приезда маэстро выступал с оркестром 16 раз. И числа 17 не было в Кремле (впрочем, странно было бы видеть какие-либо цифры в чопорном, особо охраняемом учреждении).

В отличие от числа своих концертов, количества своих киноработ Морриконе вообще не помнит: «Те, кто это считает, сходятся только в том, что их больше четырех сотен».

Зал, конечно, полон. Кроме самых дорогих билетов. На 12-й ряд партера, скажем, билеты стоили 8 тыс. рублей, а у перекупщиков цена доходила до 80 тысяч!

В результате первые ряды оказались полупустыми, и маэстро в роговых очках наверняка видел проплешины в бархатных рядах партера. На улице же осталось много поклонников Морриконе, которые безуспешно выпрашивали их у прохожих.

По главной улице с оркестром

Концепция осталась неизменной – маэстро не стал играть своих симфонических произведений, но переработал киномелодии в полноценные пьесы для оркестра и хора.

Скажем, если в фильме звучало три темы от Морриконе, то в концертном исполнении получалась трехчастная пьеса. Однако на маэстро пришла публика вовсе не из близлежащего Большого зала консерватории.

Поэтому ему упорно и самозабвенно хлопали прямо между частями пьес. Маэстро терпел. Он не оборачивался, но по его напряженной спине чувствовалось, насколько он страдает от глобального непонимания.

Он делал паузы и стоически ожидал, пока аплодисменты стихнут.

Он делал паузы и стоически ожидал, пока аплодисменты стихнут

Между прочим, неискушенная публика была не столь уж неправа. Щедрость Морриконе на яркие мелодии столь велика, что части пьес никак порой не желают сливаться в единое целое. Они самодостаточные, эти части. И уж точно совершенно киношные – даже без видеоряда.

Кадры «Однажды в Америке» прокручиваются в голове. И даже к тем фильмам, которые вряд ли кто-нибудь видел, – например, сериал «Обрученные» – все равно напрашивается вполне киноманский ассоциативный ряд.

Но сначала Морриконе сделал комплимент российской публике, который она едва ли оценила.

Он вспомнил про свою музыку к последнему фильму триумфатора Канн Михаила Калатозова «Красная палатка» (1971) про экспедицию Нобиле к Северному полюсу.

Этот фильм по ряду причин почти совсем неизвестен широкой публике, несмотря на то что в нем снимались не только Клаудиа Кардинале и Шон Коннери, но и Никита Михалков, Юрий Соломин, Донатас Банионис и множество других звезд. Кстати, в те годы Морриконе стеснялся своей фамилии в титрах – его фамилия хотела быть рядом с Верди и Пуччини.

А для кино он подписывался как Ennio De Concini…

Нет, публика не оценила. Она ждала «Профессионала» или на худой конец «Лолиту». Что явно не входило в планы маэстро.

И надо признать, что единственный раз, когда зал приветствовал начало пьесы аплодисментами узнавания, оказался тот самый «Хороший, плохой, злой».

Блистательная стилизация воя койота мгновенна узнаваема. И второй подарок Морриконе для Москвы – исполнение музыки к фильму Хотиненко «72 метра» – увы, тоже оказался неопознанным. По крайней мере, если судить по аплодисментам.

Большой римский оркестр очень чуток к палочке Морриконе. И переходы от форте к тишайшему пиано играет поистине виртуозно. Претензии могут возникнуть разве что к ударным – уж слишком жестковаты.

Вообще-то Морриконе довольно часто прибегает к использованию электрогитар, перкуссии и других элементов эстрадного оркестра, не брезгуя даже ударной установкой.

Но на кремлевской сцене, где звук симфонического оркестра «снимается» многочисленными подвесными микрофонами, сухой жесткий звук ударных попадает в слишком большое количество микрофонов без специальной обработки. Справиться с этой проблемой римскому оркестру не удалось.

Среди других произведений Морриконе выбрал музыку из фильмов «Битва за Алжир», «Дело гражданина вне всяких подозрений», «Рабочий класс идет в рай», «Ватель», «За пригоршню динамита». И на бис прозвучала тема из фильма «Миссия».

Морриконе бодр и сосредоточен. Между пьесами уходит за кулисы и затем вновь возвращается к дирижерскому пюпитру уверенной и жизнерадостной подходкой счастливого и вовсе не старого человека. Маэстро полон энергии.

Морриконе – яркий пример того, что лучше делать свое дело пусть не в самом престижном сегменте, но лучше всех. У него это получается.

Он бодрой походкой уже вошел в историю.

Гуру КЕН, для деловой газеты "Взгляд"
Фото - ИТАР-ТАСС/ВЗГЛЯД