— Артемий, вы редко бываете дома, - спрашивает "МК-Воскресенье", - с чем это
связано?
— Это связано с разными вещами.
Иногда езжу куда-нибудь отдохнуть. Вот сейчас плавали на яхтах с малолетней
дочерью — по всяким турецким островам Средиземного моря.
Иногда езжу на какие-нибудь съемки. Недавно
были с Леонидом Парфеновым в Череповце, где снимали документальный фильм про
Сашу Башлачева. Поскольку они земляки, Башлачев познакомил нас ровно 20 лет тому
назад, в октябре 84-го года.
— А как ваша
преподавательская деятельность?
— Я
продолжаю учительствовать. Преподаю в Государственном университете управления, у
меня там два курса лекций, и в МГУ на журфаке — спецкурс зарубежной
журналистики.
И там, и там преподаю около трех
лет. Надеюсь, что студентам нравится. Пока, по крайней мере, никто не
жалуется.
— То, что вы преподаете, не мешает
вам откровенничать по поводу бурной молодости, употребления наркотиков,
алкоголя? Вы даже высказались, что легализация легких наркотиков нужна, мол, это
лучше, чем бухать водку.
— Это позиция,
которую я, надо сказать, занял довольно давно и четко сформулировал. По поводу
героина и серьезных химических наркотиков: сделать так, чтобы у наркодилеров и
производителей этой наркоты головы отлетали. Со смертельными наркотиками надо
вести борьбу по-настоящему — жестокую и суровую, а не такую, какая ведется
сейчас.
А вот легкие наркотики — коноплю,
марихуану — надо легализовать. Любой человек, который попробовал всевозможные
искусственные стимуляторы и знает на собственном опыте, что это такое, скажет:
лучше курить траву, чем пить водку (я уже не говорю о всевозможных водочных
подделках)!
— Но сами-то вы от водки не
отказались.
— Теперь я водку уже не люблю и
мало что употребляю из крепких напитков — разве что текилу. Иногда могу выпить
довольно много — легко пол-литра за вечер! Этот напиток для меня хорош тем, что
мой организм его принимает и не дает никаких отрицательных последствий.
Зато слабоалкогольные напитки не пью вообще.
Считаю, что это деньги на ветер: от вина у меня болит голова, а пиво — это
вообще жлобский напиток. Хотя есть некоторые бельгийские сорта, которые я очень
ценю. Но они, к сожалению, очень дорого стоят, да и ездить за ними надо в
какие-то специальные места.
— Дело в том, что я вообще никогда карьер не делал, тем более на телевидении. Я все яйца в одну корзинку не складывал. Помимо ТВ у меня была масса других занятий — журналистика, музыка, а сейчас и мои университеты. (Смеется.) Так что о ТВ я могу и не думать. Последняя программа на РенТВ, например, закрылась только из-за того, что закончились деньги спонсора.
— А я слышал, что вас не устроил формат программы.
— Да, у меня были проблемы с этой передачей. Но боюсь, что это мои общие претензии к нашей телевизионной практике на современном этапе.
Я даже не говорю о том позорище, которое творится на всех остальных каналах, где уже, как при Брежневе, идет конкретная промывка мозгов, зомбирование, вранье и цензура. Это очевидная вещь.
Единственный вопрос, который я могу задать профессионалам: как вам не стыдно — вы что, забыли о том, что когда-то были свободные времена?
Телевидение стало более индустриальным, обезличенным, более корпоративным — в плохом смысле этого слова. Такие штучные малобюджетные передачи, как “Кафе Обломов”, сейчас никто не возьмет. За исключением кустарных каналов.
А работать с такими каналами не хочется, потому что их мало кто смотрит, мне хочется быть в хорошей компании.
— А есть передачи, которые вам нравятся?
— Их мало. Иногда попадаются неплохие сериалы. Последний симпатичный сериал был “Штрафбат”. К сожалению, я посмотрел только несколько серий.
Еще видел отрывки из “Московской саги” — просто позорище! На месте Аксенова я бы подал в суд. Мало того что актеры бездарно и халтурно сыграли, там еще, как мне кажется, перевраны все аксеновские линии романа.
— Какую “Фабрику звезд”?
— Это мне надо спросить!
— Ах да! Было. Этой весной я сходил один раз в гости к этим ребятишкам, чтобы сказать, что думаю по этому поводу. Я им сказал, что на фабрике делают автомобили, презервативы, игрушки и прочие неодушевленные изделия. А вот людей делают путем полового акта — путем Божественной силы.
Поэтому если они хотят быть артистами, не привязанными к этому телевизионному шлаку, то нужно работать самостоятельно. Надо делать свой репертуар, а не быть марионетками в руках продюсеров.
— А как вам Алла Пугачева на теперешней “Фабрике”, которую она ведет?
— Я не смотрю эту программу и не знаю, кто там сейчас. Но Пугачева — выдающаяся женщина. Это я сомнению не подвергаю.
Другое дело, что мы с ней давно выпали из этапа близкой дружбы. Я не очень представляю, чем она сейчас занимается, какой у нее творческий тонус, что ее волнует чисто по-человечески. От этого тоже многое зависит.
— А почему вы разошлись с Пугачевой?
— Мы с ней дружили довольно основательно в 80-е годы, в начале 90-х. Однажды, в середине 90-х, я написал про нее довольно обидную статью, после этого наши отношения дали трещину и сейчас существуют на дипломатическом уровне.
Но по жизни мы разошлись далеко в разные концы нашей музыкальной полянки.
— Также вы разошлись и с БГ, и с Мамоновым...
— Нет, у меня со всеми имеются отношения: с БГ, с Мамоновым, с Макаревичем, с Агузаровой. И еще с кучей всякого народа. Другое дело, что я всегда позволяю себе то, что другие давно себе не позволяют. А именно: ругать их, говорить, что в каких-то вопросах они не правы, что это плохо, а это шаг назад.
А люди реагируют на это по-разному. И то, что я поругиваю этих ребят, скорее означает совсем другое: они мне небезразличны. Потому что есть артисты, о которых я давно перестал что-то говорить.
— Дело в том, что у меня имеется по крайней мере три упражнения, для осуществления которых мне необходимо слушать новую музыку. Это две моих передачи на “Эхо Москвы” — “Достоевский” и “Красный уголок”, это те рецензии, которые я пишу в “Космополитен” и другие издания, и это концертная деятельность, которую мы осуществляем старыми компаниями, завозя в московские клубы кучу разных артистов из-за границы.
— Это альтернативные команды?
— Только альтернатива. Мы не работаем с попсой, не работаем с мейнстримовским роком. Только портативные, клубные музыканты. Но по стилю они очень разные: от кабаре, этники до техно.
— А финансовые затраты окупаются?
— Особых денег это не приносит, но и потерь особых нет. Зато московскую музыкальную жизнь это разнообразит.
— Говорят, что вы нелегко пережили так называемый кризис среднего возраста...
— Поскольку моя профессиональная жизнь складывалась очень хорошо: только начал заниматься “Плейбоем”, у меня полгода шла популярнейшая передача “Кафе Обломов”, то проблемы этого кризиса были связаны с полным раздраем в личной жизни.
Это был сплошной бардак, пьянство и блуд. Я тогда пошел вразнос. И окончательным сигналом было то, что у меня в возрасте 39 лет случилось предынфарктное состояние.
Соответственно, чтобы этот кризис преодолеть, я взялся за ту сторону жизни, которая была под ударом, — жизнь личную и семейную. Я быстро развелся с женой — Светланой Куницыной, которая в тот момент жила в Лондоне и у которой, как впоследствии оказалось, был любимый человек.
И, в свою очередь, с нуля учредил свою новую семью. Которая, к счастью, очень даже удалась.
С тех пор я стал семейным человеком, счастливым отцом и очень рад тому, что все это случилось после сорока лет.
— ???
— Случись это раньше, думаю, что и папаша из меня был бы очень безответственный, я не смог бы понять тогда, насколько для меня все это важно.
Комментарии