Два Збигнева тщательно охраняют память о ней. Они до сих пор живут в том доме в Варшаве, который так любила Анна. Збигнев-старший – супруг Анны Герман, который был рядом с ней в самые тяжелые минуты ее жизни. Збигнев-младший – единственный сын, которого она назло всем запретам врачей родила в тридцать девять лет.
     Оба Збышека – фигуры не публичные, старший – инженер, младший – студент Варшавского Университета, всерьез увлечен историей железных дорог. Но они давно уже привыкли хотя бы раз в месяц давать интервью. И пусть ответы на многие вопросы до сих пор даются непросто, они уверены: если люди помнят Анну, то они, Збышеки Тухольские, просто обязаны рассказывать о ней снова и снова.
     Когда на пике славы певица начала делать карьеру в Италии, продюсеры придумали ей новую биографию. И так запутали будущих биографов, что многие недоумевают до сих пор. Поэтому мы начинаем наш разговор издалека, с момента знакомства Збигнева Тухольского и Анны Герман.
     – Пан Збигнев, лично я слышала две версии вашей первой встречи с Анной. По одной из них, вы познакомились так: молодой высокий красавец ехал по Варшаве на машине и вдруг увидел, что у дороги ловит такси такая же статная девушка; он не смог проехать мимо, подвез будущую звезду до дома, и меж ними завязались романтические отношения. По второй версии, все случилось вовсе не в Варшаве, а во Вроцлаве, на общественном пляже.
     Збигнев Тухольский, внимательно выслушав обе версии, сначала долго смеется в трубку:
     – «Сейчас расскажу, как все было на самом деле. Наше знакомство, может, кому-то покажется не столь романтичным, зато – абсолютно жизненным. Это было в 1960 году. Меня, тогда молодого научного работника, отправили в командировку в город Вроцлав, это на Одре. Дел было не так много, управился я довольно быстро. До отхода поезда оставалось несколько часов, погода стояла прекрасная. Вот я и решил искупаться. На пляже долго думал, что делать с багажом – я же был при полном параде, с чемоданом в руках. И тут увидел симпатичную девушку – было в ее взгляде что-то такое, что не давало сомневаться в честности и искренности. Ее-то я и попросил приглядеть за вещами».
     – И вы не узнали в этой симпатичной девушке известную певицу?
     Збигнев: «Что вы! Анна тогда еще только училась и вовсе не на певицу. Когда мы разговорились, выяснилось, что девушка заканчивает геологический факультет, но в свободное время участвует в художественной самодеятельности. Тогда и сама Аня не предполагала, что когда-нибудь станет известна всему миру. Когда мы прощались, она подарила мне фотографию и пообещала при случае пригласить на свой концерт».
     Анна сдержала свое слово. И фотографию прислала. И позже пригласила на концерт. Хотя ехать надо было аж за триста километров от Варшавы, Збигнев помчался на встречу со своей будущей супругой.
     Сама Анна всегда была девушкой сомневающейся и в принципе к своим вокальным опытам относилась довольно спокойно. А вот Збигнев, не имея никакого музыкального образования (он работал в Политехническом институте на кафедре металловедения), уже после первой песни понял: у его новой знакомой – большое будущее.
     Збигнев: «У нее был потрясающий голос, такой проникновенный, затрагивающий все струны души. И в то же время чувствовалась такая беззащитность, что мне тут же захотелось быть рядом с ней, чтобы при случае защитить от жизненных невзгод».
     Збигневу потом придется не раз защищать ее от жизненных невзгод. Возможно, если бы не его поддержка, Анна вряд ли смогла бы пережить те испытания, которые выпали на ее долю…

История детства

     Маленькая Анечка пела всегда. По крайней мере все свое сознательное детство она постоянно где-то выступала. Однако после окончания школы Анна подала документы на отделение живописи при Вроцлавской высшей школе искусств – с детства она очень хорошо рисовала. До вступительных экзаменов дело не дошло: мама настояла, что дочке нужно более «серьезное» образование. Никогда не жившая в роскоши, она справедливо решила, что одними картинками на безбедное существование не заработаешь. Поэтому осенью Герман была зачислена на геологический факультет Вроцлавского университета. А в свободное от учебы время подрабатывала, выступая в художественной самодеятельности. Позже Анна будет со смехом рассказывать, как навыки геолога пригодились ей в карьере певицы. Взять хотя бы способность легко перемещаться по пересеченной местности с тяжелой поклажей за плечами. Только если во время институтской практики ей приходилось носить полный рюкзак с пробами грунта, то позже она таскала неподъемные чемоданы с концертными платьями.
     За свою музыкальную карьеру Анне следует благодарить институтскую подружку Янечку Вильк. Это она, буквально силком, привела будущую звезду на прослушивание в дирекцию Вроцлавской эстрады, предварительно уговорив высокое начальство обратить внимание на «девушку, которая поет как Тебальди». После прослушивания молодой певице предложили просто королевские условия: сто злотых за концерт, в общей сложности четыре тысячи злотых в месяц. На первую зарплату Аня накупила сувениров маме и бабушке, а оставшиеся деньги отослала домой.
     Свою первую пластинку Анна Герман записала в СССР. Ей, молодой певице, которая в Польше только-только начала завоевывать популярность, предложили выпустить не просто диск-малютку, а полноценный альбом!
     Дебют совпал с триумфом на фестивале в Сопоте. Там ее песня «Танцующая Эвридика» заняла первое место. Позже Анна узнала, что этой вещью заслушивались даже в далекой Южной Африке. Оказывается, один поляк, который работал в ЮАР по контракту, приехал на каникулы домой. Кто-то затащил его на выступление Герман, в холле концертного зала продавался только что вышедший альбом «Танцующая Эвридика». Так пластинка оказалась на другом конце земли, где мелодичные песенки вызвали бурную радость среди аборигенов. Как потом с удивлением рассказывала сама Анна, ее вещи заняли первое место в хит-парадах сразу пяти радиостанций ЮАР, а композиция «Мелодия для маленького сына» довольно долго услаждала слух пациентов местной детской больницы.

Рожденная в СССР

     Но только в СССР Анна Герман стала поистине национальной героиней. В Союзе ее обожали. И она отвечала взаимностью. Герман могла бы сделать шикарную карьеру на Западе – однако снова и снова возвращалась в Союз, чтобы за копейки месяцами кочевать из одного безликого города в другой. И все из-за той неподдельной любви, которой одаривали ее жители одной шестой части планеты.
     Збигнев: «В Советский Союз она приезжала как к себе домой. У нее повсюду были друзья. Даже незнакомые люди ласково назвали ее «нашей доченькой». Она говорила, что СССР – это страна, где ее любят и где эту любовь не скрывают».
     «Как хорошо вы говорите по-русски!» – бывало, удивлялись ее зрители. «Конечно, я ведь родилась в Советском Союзе», – со спокойной улыбкой отвечала она. Но в подробности не вдавалась. Потому что после ее рассказа ни один нормальный человек не поверил бы в то, что СССР можно любить. Слишком жестоким было знакомство Ани со страной победившего социализма.
     Родословная у Анны Герман с историей. Когда-то ее предки-голландцы, протестанты-меннониты, именно в России спаслись от преследований католиков. Великая императрица Екатерина Вторая не только взяла беглецов под свою защиту, но и выделила им для проживания плодородные кубанские земли. Поселение голландцев под Армавиром отличалось от казацких станиц только по весне – многие из меннонитов привезли с собой луковицы тюльпанов, которые пышным цветом раскрывались каждый год в марте.
     Здесь и появилась на свет Ирма Мартынс, мама будущей звезды. Но на месте ей не сиделось. Ирма то уезжала в Сибирь бороться с неграмотностью, то ехала за сотни километров в жаркий Узбекистан – преподавать немецкий язык. Там, в Средней Азии, она познакомилась с будущим мужем – выходцем из Польши, немцем по национальности Евгением Германом. Вскоре у них родилась дочь, которую назвали Анной-Викторией. Два года спустя появился на свет и наследник.
     У них была достаточно скромная семья. Ирма работала учительницей, Евгений служил бухгалтером на хлебозаводе. Однако иноземное происхождение сыграло свою роль: в 1937 году Евгения арестовали по ложному доносу. Семья никогда больше не видела отца семейства – он погиб в сталинских лагерях, только в 1956 году его полностью реабилитировали и сняли все обвинения. А в далекие 40-е там же, в лагерях, затерялись и следы брата Ирмы – Вильмара. Ирма пыталась разыскать его в холодной Сибири, но так ничего и не узнала. И потом долго казнила себя за ту поездку: пока она кочевала по Сибири, умер ее младший сын.
     Ирма Мартынс вышла замуж во второй раз за поляка по имени – горькая ирония судьбы! – Герман. Когда началась война и была сформирована Первая польская дивизия имени Тадеуша Костюшки, Герман ушел добровольцем на фронт. Его Анна тоже больше никогда не видела – уже после войны почтальон принес письмо от фронтового товарища ее отчима. Тот писал, что в октябре 1943 года Герман не вернулся с поля сражения под Ленино, однако и среди убитых его тело не нашли. «Кто знает, может, Герман жив до сих пор и мы еще все вместе встретимся в Варшаве», – писал фронтовик. Окрыленная надеждой, мать взяла Анну и поехала в Польшу. Они остались жить во Вроцлаве – просто потому, что больше ехать было некуда…

Звонок из Италии

     С момента ее блистательного дебюта прошло уже два года. Анну Герман знали и любили во всем мире, ее пластинки выходили миллионными тиражами. А она на досуге мечтала… о трехкомнатной квартире в Варшаве – не для себя, для мамы и бабушки, которые годами испытаний давно заслужили себе право на достойное жилье. Даже в Варшаве, где Анна проводила большую часть времени, ей приходилось ютиться по гостиничным номерам. Увы, ни в Польше, ни в Союзе тогда нельзя было заработать больших денег. А во время гастролей в Америку, Канаду и Англию ей выдавали только суточные, которых едва хватало на питание и дешевые сувениры. Участие в многочисленных фестивалях вообще было бесплатным. Поэтому неожиданное предложение, внезапно свалившееся на ее неподготовленную голову, заставило Анну буквально прыгать от радости.
     Когда в тот солнечный октябрьский день 66-го года в ее гостиничном номере в Варшаве раздался звонок, Анна как раз заканчивала приготовления к отъезду из гостиницы. Поначалу звонивший показался ей обычным шутником.
     – Здравствуйте, Анна. Меня зовут Пьетро Карриаджи, я возглавляю миланскую студию грамзаписи CDI. Мы хотели бы заключить с вами контракт на три года, поэтому я хотел узнать: будет ли вам удобно встретиться со мной, если я приеду в Польшу, скажем, через несколько дней?
     Анна была на сто процентов уверена, что это розыгрыш. О чем и сказала на польском языке в телефонную трубку. Трубка надолго замолчала: тут-то она и сообразила, что ее визави ничего не понял. И что звонят явно не ее старые приятели, решившие подшутить над наивной девушкой, а действительно иностранец.
     Пьетро Карриаджи, как и обещал, приехал в Варшаву через несколько дней. И сразу взял инициативу в свои руки. Представитель CDI («Compania diskografica Italiana») обещал:
     – выпуск пластинок на итальянском языке;
     – организацию гастролей по всей Италии;
     – широкомасштабную рекламную поддержку на территории Апеннинского полуострова;
     – деньги, славу и почет.
     Збигнев: «Мы с Анечкой очень надеялись, что трехлетний контракт с итальянской студией поможет ей сделать карьеру в Италии. Не только простые зрители, но и специалисты в один голос уверяли, что у нее в этой стране большое будущее. Она ехала туда окрыленная и полная надежд!»
     Только когда контракт уже был подписан, Анна узнала: CDI – это крошечная студия, которая реально мало что решала на итальянском музыкальном рынке. Однако тогда она еще не начала бить в набат. Свою роль сыграло то, что ей очень нужны были деньги. К тому же ей безумно нравились неаполитанские песни и невероятно музыкальный итальянский язык. Да и жизнь в Милане поначалу напоминала красивую сказку. Она еще не знала, что потом, закованная на долгих пять месяцев в гипс, она будет проклинать и саму Италию, и всех ее жителей, и себя, решившуюся делать карьеру в этой солнечной стране.

Жизнь с чужого плеча

     Программа Анны Герман пребывания в Милане была расписана по минутам. В первый же вечер, едва сойдя с трапа самолета, она вместе со своим новым продюсером поехала по магазинам – выбирать шикарный наряд для встречи с итальянскими журналистами. В каждом новом бутике ей приносили целые охапки из последних коллекций, но ни одно из платьев, увы, никак не налезало на Анну. С ее-то ростом в 184 сантиметра и явно не модельными параметрами бедер и талии найти подходящее облачение оказалось не так просто. В итоге Анна появилась на рандеву в платье кораллового цвета и небрежно накинутом на плечи пальто из искусственного меха. Только три человека – сама Анна, продавщица из магазина и ее продюсер – знали: это пальто можно было носить только так, накинув на плечи, ведь оно было мало ей размера на два.
     Дальше жизнь закрутилась, как пластинка на повышенной скорости. Каждый день – интервью, выступления на телевидении, многочасовые фотосессии, ужины с серьезными людьми. Возмутилась Анна только однажды, когда прочитала свою «биографию». Не мудрствуя лукаво, находчивые продюсеры приписали ей мать-армянку (видимо, кого-то из промоутеров задела за живое анкета Шарля Азнавура) и множество таких деталей из личной жизни, что Анна взбунтовалась. Она ругалась, как потомственный матрос! На чистом польском. Итальянцы, как ни странно, все поняли. Но вовсе не смутились.
     – Господи, Анна, что здесь удивительного? Так делают все и всегда.
     – И вообще, когда я наконец начну петь? – бушевала певица.
     – Позже, по моему плану это будет позже, – уверенно ответствовал продюсер.
     Справедливости ради надо отметить, что план предприимчивого итальянца сработал. Когда снимки польской звезды заполонили все глянцевые журналы, а подробности ее придуманной жизни стали известны каждому прохожему, наконец был назначен день концерта. И хотя потом сама Анна вспоминала, что оркестр оказался не вполне подготовлен, а перед выступлением не прошло ни одной репетиции, все прошло гладко.
     Итальянцы вообще очень благоволили к польской синьоре. После стандартного вопроса: «Какой у вас рост?», они обычно долго хвалили ее потрясающий голос. Гастроли были расписаны на долгое время вперед. Почти каждый день – переезды на маленьком красном «Фиате». Обычно водитель, он же ее менеджер Ренато Серио, пытался сэкономить на оплате автотрассы, поэтому для перемещений по Италии выбирал бесплатные дороги, которые страшными серпантинами вились вокруг отвесных скал. Только однажды Анна буквально уломала его выбрать платный автобан. Позже она говорила, что только это и спасло ей жизнь – на заброшенной бесплатной дороге они могли пролежать без помощи много бесценных часов…

Французская история

     Анна Герман никогда не боялась транспорта – спокойно переносила гонки темпераментных итальянцев на своих маленьких «фиатиках» по пересеченной местности. Да что там: даже самолетная «болтанка» всегда представлялась ей не более чем бесплатным аттракционом. Однако незадолго до трагедии Анне попала в руки газета со страшным заголовком: «Одна из знаменитых французских сестер Дорлеак погибла в горящей машине». С тех пор Анечка почему-то постоянно представляла ужас человека, который заживо горит в машине. В тот момент, когда их авто с силой подбросило в воздух, за долю секунды до многочасовой тьмы и тишины, Анна успела подумать: только бы не сгореть.
     Изувеченную машину обнаружил через несколько часов после аварии водитель грузовика. Анну сначала никто не заметил: пробив лобовое стекло, она улетела на двадцать метров в сторону от останков пижонского «Фиата».
     Уже позже комиссия выяснила: водитель машины просто заснул за рулем. Сам Ренато отделался переломом кисти и ноги. А на пассажирку было страшно смотреть. У Анны были сложные переломы позвоночника, обеих ног, левой руки, нескольких ребер, опасные ушибы внутренних органов, сотрясение мозга.
     Ее родственникам оформили все выездные документы за один день. С жестокой формулировкой: «Визы выдать немедленно, состояние безнадежное». Свою маму Анна узнала только на четырнадцатый день. Лица врачей, которые все это время вытаскивали ее с того света, с которыми она разговаривала и отвечала на их вопросы, она так и не запомнила. Когда месяц спустя они пришли проведать Анну уже в другой клинике, она видела перед собой абсолютно незнакомых людей.
     Збигнев: «Анечка не приходила в сознание почти две недели. Все это время ее мама и я неотлучно находились рядом с ней. Когда Аня уже стала разговаривать, мы старались отвлечь ее беседами. Помню, как-то она заметила, что из окна ей видны ветви какого-то хвойного дерева. С того дня я подолгу рассказывал ей о больничном парке, состоящем из высоких могучих сосен, из которых в прежние времена делали мачты для парусных кораблей. Аня в ответ говорила, как она часами смотрит в окно, чтобы застать момент, когда, например, на ветку сядет птица… В той больнице она провела долгих полгода».
     Все это время Анна лежала на спине, закутанная с пяток до шеи в жесткий каркас гипса. Но страшнее всего была даже не боль от переломов. Разработанную за годы пения грудную клетку теснил тугой гипсовый кокон. Анна часто задыхалась, не могла ничего есть (первые месяцы ее рацион состоял из нескольких глотков молока в сутки), по ночам металась от нехватки кислорода: это жуткое ощущение, когда ты не можешь вздохнуть полной грудью, будет преследовать ее потом еще многие годы. Больше она никогда не надевала облегающие платья, чтобы ничто не напоминало сковывающий движения гипс.

Долгожданная свадьба

     Именно после той страшной катастрофы Збигнев и Анна решили пожениться.
     Збигнев: «На тот момент мы жили в гражданском браке двенадцать лет. Однако оформить наши отношения все как-то не было времени. И Анна, и я очень много работали, да и нам обоим казалось, что штамп в паспорте – всего лишь формальность. После трагедии мы посмотрели на этот вопрос совсем по-другому».
     После того как сняли гипс, еще полгода Анна неподвижно лежала на ставшей ненавистной кровати. Двигаться ей запрещалось – она действительно была собрана буквально по кусочкам. В левую ногу для скрепления поврежденных костей ей вставили металлические штыри.
     Возвращение в строй оказалось невероятно долгим. За многие месяцы неподвижности мышцы атрофировались. Любое движение давалось с трудом. Даже просто согнуть пальцы на руке было для нее непосильной задачей. Сначала на специальном аппарате Аня приучалась к вертикальному положению тела: ее, привязанную ремнями к столу, чуть-чуть приподнимали всего на несколько минут. Еще несколько месяцев она училась сидеть. И только потом начала тихонько вставать. Ночами – чтобы не попасться никому на глаза – Збигнев увозил Анну за город, где она училась ходить.
     Збигнев: «Мы тогда жили буквально в трехстах метрах от Вислы. Туда и ездили с Анечкой на ежедневные «тренировки». Но страшнее всего были не физические испытания: Анне предстояло преодолеть психологический шок после аварии. Тогда она решила написать книгу, решив, что, описав все случившееся с ней, сможет избавиться от жутких воспоминаний. Работа действительно увлекла Анечку. Она записывала свои мысли, уносясь в прошлое. Книга «Вернись в Сорренто?» вышла тиражом в тридцать тысяч экземпляров, и моментально была раскуплена. Тогда же Аня стала сочинять песни. Вернее, Арина писала стихи, а Аня подбирала мелодии. Потом, когда она смогла сесть за пианино, сама себе аккомпанировала».
     Когда Анна и Збигнев узнали, что у них будет ребенок, радость будущих родителей тут же омрачили медики: «Скорее всего вы не выживете после родов: могут сказаться последствия автомобильной аварии и ваш возраст – тридцать девять лет». Но для нее самой вопроса – рожать или не рожать – просто не стояло.
     Збигнев-младший родился в 1975 году, через два года после свадьбы. В честь своего мужа Анна назвала мальчика Збигневом. Почти два года Анечка и Збышек занимались только своим сыном. Трогательно называли его Воробышком и фиксировали каждое движение: «Воробышек улыбнулся, Воробышек сказал первое слово».
     Збигнев: «Сегодня Воробышек вымахал выше меня. Как раз сейчас он как раз сдает экзамены в Варшавском университете, где учится на факультете библиографии и документоведения. Изучает и историю железных дорог. И даже возглавляет Общество любителей паровозов».
     – А мамин голос ему по наследству не передался?
     Збигнев: «Многие говорят, что он хорошо поет. Но – только для собственного удовольствия, сам он серьезно к пению не относится. К сожалению, лично я не могу понять, есть ли у него голос или нет, потому что, так уж получилось, музыкальный слух у меня отсутствует напрочь».

И снова – в СССР

     Анна Герман вышла на сцену через три года после аварии. Встать снова в строй Анне помогали не только близкие. Со всего мира ей шли письма со словами поддержки. Российская подруга Анна Качалина прислала конверт, в который были вложены ноты новой песни Александры Пахмутовой. «Надежда» стала одной из первых композиций, которую Анна Герман спела после выздоровления. Ее гастроли в Советский Союз сопровождались всенародным психозом. Народ встречал ее транспарантами «Мы любим тебя, Анна», очереди в кассы выстраивались просто километровые.
     Постоянные гастрольные переезды стали для Анны настоящим испытанием. Она панически боялась машин, но когда приходилось ехать, обязательно садилась на переднее сиденье и – говорила, говорила, говорила. Главное, чтобы водитель не заснул, как в ту роковую ночь 67-го.
     Аварию Анна вспоминала постоянно. Ей не давали покоя постоянные боли. В очередной раз собравшийся медицинский консилиум вынес неутешительный приговор: виновата вовсе не авария, у их пациентки – рак. В тот момент Анна, которая все эти годы стойко выдерживала все испытания и ни разу не показала своего страха, разрыдалась прямо в кабинете у врачей.
     – Нет, мне кажется, светила ошибаются! – пыталась она спорить с судьбой. Но анализы вновь подтвердили страшный диагноз.
     Врачи настаивали на операции. Анна, у которой от одного слова «больница» сжималось сердце, не соглашалась. Она шла на самые крайние меры: пыталась лечиться у знахарей, экстрасенсов. Пила непонятные снадобья и платила бешеные деньги за пассы шарлатанов над своей головой. Иногда боль проходила, но потом вновь настигала. Бывало, что сразу после выступления ей вызывали «скорую помощь».
     Однако когда российский режиссер Евгений Матвеев прислал ей клавир песни «Эхо любви», которую он хотел бы слышать в своем фильме «Судьба», она позвонила ему буквально на следующий день: приезжаю. И Герман прилетела – с температурой под сорок, но со страстным желанием петь.
     Евгений Матвеев потом вспоминал, что записывать песню пришлось несколько раз подряд. Как только Анна вступала с куплетом, оркестр начинал играть вразнобой. Матвеев не сразу понял, в чем дело. Потом у него сжалось сердце: это скрипачки и виолончелистки, глядя на певицу, которую буквально на глазах покидали силы, начинали тихонько плакать: Анна пела так, будто прощалась с жизнью.
     В конце концов она согласилась лечь в больницу. Но, видимо, нужный момент был уже упущен.
     Ее оперировали снова и снова. За один год она ложилась под скальпель восемь раз. Долгое время Анна находилась между жизнью и смертью. Иногда ей казалось, что самое лучшее – это уйти в мир иной, чтобы перестать страдать от боли.
     Один из своих последних концертов она дала тоже в СССР. У нее тогда чудовищно распухла нога, однако отменять выступление она не захотела. Надела длинное платье, собрала волю в кулак – и пела весь концерт, опираясь на одну ногу. Ей было сорок шесть лет…
     В августе исполнится двадцать два года, как Анны Герман нет в живых. Но время не властно над памятью. На варшавском кладбище у черного надгробия постоянно лежат свежие цветы. На прошедшем в мае этого года фестивале ее имени в Зеленой Гуре почти все выступавшие вспоминали певицу добрыми словами. А многочисленные биографы до сих пор пытаются разгадать феномен по имени Анна Герман.

"МК-Атмосфера"