В прошлом году прошли юбилейные концерты Филиппа Киркорова в Москве. Десять дней подряд – сплошные аншлаги, перепродажи «лишних билетиков» по космическим ценам, звездные и просто медийные лица в Театре оперетты. Уже сейчас киркоровское яркое шоу смело может претендовать на звание лучшего отечественного концерта 2007 года.

Изощренная сценическая конструкция придумана Фокасом Евангелиносом (Греция), известным по режиссуре церемонии открытия «Евровидения 2006» в Афинах, выступлениям на этом конкурсе Сакиса Руваса, Елены Папаризу, Димы Билана и Дмитрия Колдуна.

Он же делал шоу Билана нынешнего года в Лужниках. Мощную танцевальную поддержку обеспечил балет «Рецитал», которым руководил выписанный из Америки хореограф Towaris Wilson. Он известен по шоу Джанет Джексон, Кайли Миноуг, Шер, Бритни Спирс, Джей Ло, The Pussycat Dolls, Бейонсе.

Мы увидели шоу мирового уровня. Более того, многим гастролерам стоило бы поучиться у этой команды умению делать яркий стильный праздник.

Но главным цветком шоу остается великолепный вокал Филиппа и его артистизм. Музыкальный обозреватель деловой газеты ВЗГЛЯД Гуру Кен поговорил с Филиппом Киркоровым о профессии.

– Когда вы начинали работать над своим вокалом, он строился, как я понимаю, по вокальным стандартам Энгельберта Хампердинка. А сейчас насколько он вам близок по духу, по подаче? Насколько он ваш гуру?
– Он был, есть и будет. С детства как-то попала ко мне пластинка Хампердинка Feelings. Конечно же, я заворожен был этим тембром голоса. Мне очень хотелось так же извлекать этот голос, так же петь. Попав в музыкальное училище Гнесиных, я для себя выстроил низкое тембральное звучание голоса. В силу моих физиологических способностей получилось именно низкое.

Но только сейчас я по-настоящему петь и научился, в принципе. Приобрел всё что нужно, для того чтобы в совершенстве владеть голосом, не задумываясь о том, проснулся – не проснулся, репетиция – не репетиция, успел – не успел. Я выхожу на сцену, и он у меня всегда будет звучать. Потому что я умею им пользоваться, в отличие от многих, кто считает, что у них голос от природы, они его получили от Господа Бога и больше делать ничего не надо.

Но если, не дай Бог, вдруг что-то случится с этим голосом по болезни… Они не знают, как его извлечь. А я его делал, я его создавал. Благодаря своим учителям, благодаря своему безумному желанию петь. Потому что никто не верил в мой вокал, никто не верил, что я вообще когда-либо буду петь, и тем не менее сегодня я могу это делать. И сегодня меня это кормит, и довольно-таки неплохо кормит.

– А не поделитесь ли какими-нибудь профессиональными секретами? Может, особое питание?
– Это тренировки, это живая работа, живой звук. Живой концерт, живой звук, живой концерт, тренинг. Связки – это те самые мышцы, которые дают возможность выстраивать себя в тонусе.

Когда человек заканчивает заниматься спортом, мышцы становятся вялые, они неспортивные, они неповоротливые, они неуклюжие. Когда человек находится в спортивной форме, он может ставить мировые рекорды. Если связки всё время находятся в рабочем состоянии, то они позволяют смыкаться и голос возникает. Всё остальное – уже опыт, профессионализм.

– То есть надо больше петь?
– Живьем петь. Я думаю, то, что сегодня я владею голосом так, как хочу, делаю что хочу, – это исключительно заслуга живых концертов. Те, кто были на концертах у меня, этому постоянству удивляются. Если я на страницах какого-нибудь, скажем так, веселого издания говорю об этом, мне не верят, дескать, это я вру. Я вообще никогда не вру, проще всегда говорить правду.

– А, кстати, это правда, что даже ваш отец-певец, когда вы были молодым, не верил, что вы сможете петь?
– Да, правда, правда! Никто не верил! Одна моя бабушка верила. И свои первые самодеятельные записи мы с ней делали в домашних условиях. Она привезла к болгарам: «Вот внук поет». Все смеялись: «Ну что это такое?» А вот она – единственная – верила. Жалко, что она не дожила до первого моего большого успеха. Мой первый выход на сцену был в 1987 году по большому счету. А за две недели до моего выступления по телевизору она умерла. Хотя больше всех верила. Но она дала мне силы. Сверху. Это было мое первое выступление. Да, никто не верил, все смеялись.

Но у меня были внешние данные! И то относительные внешние данные, потому что я был длинный, неуклюжий такой подросток с длинными руками, сутуловатый. Единственное, что у меня было, – это глаза и кучерявые волосы. Только они выдавали, что что-то из меня получится.

Плюс еще было сходство с Сергеем Захаровым, что тоже раздражало очень многих. А я гордился, потому что Сергей Захаров – кумир миллионов, певец легендарный. Вообще мне нравилось всё, что было связано с таким респектабельным появлением на сцене: Хампердинк, Том Джонс, Магомаев, Захаров. Мне очень нравилось, как они снимались в кино, пели замечательные песни, ту же «Делайлу». Мне всё это импонировало, я не то чтобы хотел подражать им, но я равнялся на этих артистов. И до сих пор считаю, что это легендарные артисты нашей современности.

– Внешнее сходство с Захаровым как-то помогло?
– Где-то помогало, заставляло обращать на себя внимание, где-то мешало, раздражало. Например, благодаря сходству с Захаровым меня приняли на работу в мюзик-холл ленинградский, где он работал. И Иосиф Рахлин, руководитель этого мюзик-холла, увидел меня, поверил в меня, взял в первые поездки за рубеж.

– Вы выступали вместе с Захаровым?
– Нет, Захаров как раз ушел из мюзик-холла, и Рахлин искал срочную замену. Набрел на меня случайно – увидел меня в Болгарии на гастролях мюзик-холла. Все было быстро. Он забрал меня практически студентом к себе. Но я не выдержал в чужом городе. Не выдержал этого одиночества, потому что я человек, не терпящий одиночества. Я очень не люблю одиночество и не могу оторваться от своих корней.

Я поработал в ленинградском мюзик-холле только полгода и сбежал в Москву обратно. Но это сходство помогло мне устроиться на работу. На гастролях посмотрел многое. Мы ездили с мюзик-холлом в Германию, в Чехословакию. Для меня, двадцатилетнего пацана, оказаться сразу на сцене клуба «Фридрих Штадт Палас» с мюзик-холлом, знаете ли, дорогого стоит.

– Интересно узнать ваше мнение о Кареле Готте. У него вокал зажатый и при этом звонкий. Его вокальная манера оказала какое-то влияние на вас? Потому что Том Джонс – это понятно…
– Карел Готт очень нравился моему отцу всегда как вокалист. У меня отец – тенор, я – баритон. Но мне нравились у Карела Готта песни – «Скрипка Паганини» и другие.

– Первый большой всенародный хит был, если я не ошибаюсь, «Ты, ты, ты». Что сказала ваш первый педагог по вокалу Маргарита Ланда про исполнение этой песни? Вы спрашивали?
– Я вообще, сколько себя помню, не очень-то спрашивал: «Как вам моя песня?»

– Вы не советовались с ней никогда как с педагогом?
– Я записал эту песню и отправился в свое собственное плавание. В училище все мои первые опыты на телевидении ни у кого радости и восторга не вызывали, потому что считали, что всё это мешает процессу учебы, портит, развращает. В общем, ничего хорошего в том, что Киркоров снимается на телевидении, нет. Потому что это как бы сразу ставит меня выше остальных студентов.

Думали, что меня постигнет звездная болезнь, я перестану учиться, что на самом деле я не того порядка человек. Наоборот, меня это всё подстегивало! Если кого-то похвальба расслабляла, меня она, наоборот, стимулировала к тому, чтобы что-то делать дальше.

Это мне было очень важно – поддержка. Практически, кроме поддержки дома, родителей моих, я нигде никакой поддержки не ощущал. Единственное, что в меня верили некоторые люди. Родители в меня верили. Даже для друзей в школе было удивлением полным, когда они меня впервые увидели по телевизору. Все знали, что Филя – артист, в школе всегда выступал. Но как-то представить, что Филипп Киркоров – звезда эстрады, для них это было странно. Они до сих пор, по-моему, не могут осознать, что я популярный артист эстрады. Факт есть факт.

Даже мой первый педагог Маргарита Ланда, если попадает случайно на какое-то мое выступление, всегда мне звонит: «Как же ты забыл меня?» Я периодически наведываюсь. В силу своей безумной занятости, гастролей я давно не был у нее в гостях. Хотя просто должен ее посетить, потому что я обещал подарить норковую шубу в знак любви. Но у нее такой вкус! От всех шуб отказалась, я такие шубы дорогие хотел подарить, от всех отказалась. «Мне нужна простая норковая шубка третьего размера и всё!» Где эту норковую шубу найти? Должен, должен я ей по жизни тем, что я вообще пою. Очень многое зависит от педагога. А она меня всему научила. И очень в меня верила.

– Это же большая удача, когда попадаешь на своего педагога?
– Да. Есть удач, и есть неудача. Артист получает роль в кино у хорошего режиссера, неизвестно, это будет удачный фильм или нет. Это лотерея. Может быть педагог сильным, и сколько таких сильных педагогов по вокалу я знаю, которые работают с ребятами, артистами эстрады! Но кому-то они подходят, кому-то нет. У кого-то получается найти общий язык, у кого-то нет. У кого-то получается стать певцом, у кого-то нет.

– Вы участвовали в огромном количестве конкурсов. «Ступень к Парнасу», «Шлягер»... Для молодых певцов, для тех, кто собирается стать большими артистами, насколько полезно участвовать в конкурсах? Многие не любят конкурсы.

– Ну, не знаю. Я себя всегда хотел реализовать на конкурсе, особенно на конкурсе «Золотой Орфей». Не знаю почему. Пугачева когда-то была в этом конкурсе, получила там Гран-при. Это была Болгария…

Для того чтобы попасть на «Золотой Орфей», нужно было пройти ряд, скажем так, испытательных конкурсов, чтобы получить право поехать на «Золотой Орфей». И вот я это право завоевывал, поэтому я так много участвовал в конкурсах, и во всесоюзных конкурсах. И только после каких-то побед мне дали...

На телевизионном конкурсе «Шлягер-90» в Петербурге я спел свои песни «Небо и земля», «Ты, ты, ты» – мои первые большие песни. И на этом конкурсе я получил право представлять Россию на конкурсе «Золотой Орфей». Там я был удостоен, по-моему, первой или второй премии. Ну а потом уже как-то по инерции меня отправили сразу куда-то в Македонию, где получил первую премию.

Был такой опыт с «Евровидением». Второй раз Россия представляла участника. Первой была Юдифь, вторым отправили меня. Ничего мы не знали, так всё было спонтанно, всё наспех. Зато с того 1995 года я слежу за этим конкурсом. Я вообще с детства за ним слежу, но с 95-го я профессионально слежу за этим конкурсом.

– Что удивительно! Другой артист, если бы занял там 17-е место, вообще бы даже слово «Евровидение» после этого забыл.
– Для меня это азарт, это безумно интересно – быть у истоков чего-то, что потом выливается в одно из главных событий для страны. Когда я там пел, рейтинг у «Евровидения» среди зрителей был ниже среднего. Сейчас – это самое рейтинговое шоу на отечественном телевидении и вообще в Европе. Особенно в нашей стране, сегодня на «Евровидение» едут как на чемпионат мира по футболу.

Победа Билана на конкурсе, пусть второе место, «Серебро» в этом году, Колдун… На следующий день о тебе говорят все!

Поэтому я обязательно вернусь на сцену «Евровидения» в любом качестве. Я тогда не думал, что триумфально вернусь как композитор. Моя песня с Колдуном заняла высокое шестое место. Все-таки для Белоруссии это победа – страна никогда не выходила из полуфинала в финал, где-то в хвосте вечно. И это не предел! Я возьму «Евровидение» измором. Я поеду второй раз.

– А есть уже планы, с кем вы будете работать в следующем году на конкурсе Евровидение 2008?
– Еще нет, но идеи есть уже. Я могу вернуться как режиссер-постановщик, как креативный продюсер, как помощник, как менеджер, как продюсер. Я наблюдаю этот конкурс изнутри все время, я всё время подпитываюсь его энергией, всё время изучаю, обогащаю свой опыт.

Пожалуй, сегодня человека, знающего «Евровидение» лучше, чем я, нет. Я дока «Евровидения». Может, поэтому так много коллег из-за рубежа – композиторов, продюсеров – советуются, просят меня быть рядом, представлять ту или иную страну. В этом году после Белоруссии вообще просто очень много зовут. Швейцария, Прибалтика, Белоруссия опять, Украина, Болгария…

– Болгарии не хочется помочь?
– Если Болгарии помогать, надо выходить и петь от Болгарии. А я, скажем так, уже перешел этот статус исполнителя на «Евровидении». Мне больше интересна работа продюсера, композитора. Всё-таки это наш конкурс, это конкурс композиторский прежде, чем исполнительский. Это конкурс песни, это не конкурс исполнителей. Поэтому мне интересно предстать в этой роли.

Хотя по молодости мне казалось, всё наоборот.

Если бы в 1995 году у меня была хорошая песня, думаю, я бы получил не 17-е место. Да и если бы всё было по-другому. Сегодня другие правила. Тогда надо было петь только на русском языке, надо было петь с живым оркестром. Сегодня можно петь под «минус один», петь на любом языке, естественно, английский язык удобен тем, что он понимаем во всем мире. И «Серебро», и Билан, и «Тату», и Алсу, все высокие результаты – они все пели на английском языке.

– Победительница пела на сербском.
– Всё равно это время сегодня другое. Сегодня время, когда, скажем, этнозвучание снова в моде. В 90-х годах сербская речь не была в моде. Вспомните, все победы – это либо Ирландия подряд четыре раза, либо Скандинавия, Англия, Дания… Где вы видели, чтобы Греция, Сербия или Украина выигрывали конкурс? И то украинская представительница Руслана пела на английском языке. Порядок был другим.

Сейчас конкурс эволюционировал, стал более демократичным по правилам, теперь можно многое. Конечно же, в этих условиях, если бы я выступал, наверное, результат был бы другой. Хотя… Что сейчас как бы да кабы? Так случилось, так получилось, я не жалею ни о чем.

– Еще вопрос о профессии. Говорят, что когда вы женились на Алле Борисовне, в сценическом поведении у вас появились жесты, вокальные интонации, похожие на Пугачеву. Вы ловили себя на этом моменте?
– А у кого из артистов не появились жесты, вокальные интонации, темы, да буквально всё от Пугачевой? Она каждому из нас дала чего-то! Как бы ни отрекалась, как бы не говорила Земфира, что Пугачева ей никогда не нравилась… Да я в жизни не поверю, что она не прошла через фильтр творчества Аллы Пугачевой! И Земфира, и другие молодые певицы.

Модно сегодня отрекаться от авторитета артиста, некая базаровщина такая. Модно. Базаров был персонаж актуальный всегда. Просто кто-то признает и гордо говорит об этом, что он ученик Аллы Пугачевой, а кто-то делает на этом себе… Думает, что он этим себя поднимает, а на самом деле опускает. Отрицание вечных истин, канонов не делает комплимента артисту. Я лично горжусь, если мне говорят о том, что во мне что-то есть от моего гуру – Аллы Пугачевой или Хампердинка. Да, я горжусь тем, что я ученик Аллы Пугачевой!

Артисты забыли о том, кто на одного надел гусарский китель, кто на другого надел военную форму на сцене, кому она дала возможность, когда многих запрещали, никуда не пускали… Ту же Агузарову. Но Агузарова, кстати, одна из немногих благодарных артистов, которые по сей день кланяются в ноги, встречая Аллу. Вот если бы все себя вели как Агузарова, помнили бы добро, то наша бы эстрада была добрее.

Так что пусть это всё остается на совести тех, кто прекрасно помнит и знает, что для них сделала Алла Пугачева, но которые старательно взяли ластик и стерли это из своей памяти. Но из нашей-то памяти не сотрешь, поэтому они так стыдливо отводят глаза при встрече с ней и стараются с ней встреч избегать.

А Алла Пугачева была, есть и будет. И так же будет помогать беззаветно, безответно, не ожидая благодарности. Помогать молодым фабрикантам, будь то Майк Мироненко или Анна-Мария, «Ру.Кола» или «А-Студио». Они тоже, кстати, очень ей всегда благодарны за помощь, за первые моменты совместного творчества. Но, к сожалению, таких честных артистов мало.

А я помню всё.

Гуру КЕН, для деловой газеты "Взгляд"
Фото - Светлана МАЛЬЦЕВА, Foto.NEWSmusic.ru