Или в клубе, когда туда допускаются начинающие малоизвестные группы. Зрителей мало. Но кто там сидит с самым значительным видом, нога на ногу? Кто снисходительно поглядывает на сцене или вовсе повернулся к ней спиной? Ба, да это же тот самый начинающий музыкант! Он или выступил уже, или ему ближе к концу выступать. И вот он сидит, важно покуривая и всем своим видом говоря: «Ну ладно, играйте тут, лохи. Пока я курю…»

Красавцы. Красавцы!

Мне же доводится сталкиваться с этим гордым родом человечества еще и по работе. Я журналист, они – музыканты. Они – творцы! Примерно с таким же настроем они общаются с этими жалкими никчемными журналистишками.

С журналюшечками, которые берут свои жалкие интервьюшечки (ох как точно ввел когда-то в обиход это словечко митьковский писатель Владимир Шинкарев в своем бреде в двух частях «Папуас из Гондураса»). 


Происходит это примерно так. Я подхожу к музыканту, у которого буду брать интервью. Он уже несколько дней предчувствует этот свой триумф, и теперь весь в образе. Образ представляет собой мерцающую туманность из Шекспира и Меркьюри, нескольких умных иностранных слов, взгляда испытавшего все в этой жизни многоопытного ловеласа и пивного перегара.

Величественным жестом, достойным кисти Шилова, он предлагает мне садиться пред ним.

Конечно, я отчего-то не испытываю благоговения к музыканту, который не сделал ни одного хита или хотя бы захудалого шлягера для рок-дискотеки в клубе «Билингва». И с кощунственно сочувственным видом начинаю спрашивать его, отчего же не складывается с хитами.

Наверное, я зря спрашиваю об этом на самом старте. Потому что такое начало повергает нашего героя «в образе» как минимум в ступор. Он ведь ждал вопросов о творческих планах, как обычно спрашивают в телевизоре и старых советских газетах. И заготовил несколько обтекаемо-многообещающих фраз.

Музыкант нервно откидывается, и трагическими интонациями начинает читать мне нотацию. В нотации обычно перечислены все мыслимые кары в адрес «Нашего Радио», а также шоу «Дом-2» и Константина Эрнста лично. Странно, что президента Путина никто из них никогда не затрагивает. Странно, но это так. Острие их молний заканчивается на гладко выбритой личине Константина Эрнста, этого исчадья ада.

Я им, видимо, тоже кажусь некоторой репродукцией исчадия ада -  судя по гневным взорам и потрясанию кулаков в мою сторону. Действительно, кто знает этих журналистов? Вдруг я тайно влияю на политику Первого канала и Нашего Радио?

Мысль о тайном возможном влиянии приходит в голову разгорячившемуся музыканту довольно скоро. И охлаждает, как правило, его первый пыл. Музыкант снова входит в образ пресытившейся вниманием прессы звезды. Он достает свои дешевые сигареты, одергивает пообносившуюся футболку и ждет следующего вопроса.

После череды нейтральных вопросов о том, как же прошла на неизвестной студии такой-то запись нового трека с неизвестными музыкантами такими-то, и что по этому поводу думает совершенно неизвестная мне бабушка и вон та миловидная девушка нашего героя, наступает время новой битвы.

«Мне показалось, что на концерте у вас не очень уверенно работает ритм-секция» - говорю я, силой воли удерживая на кончике языка мысль о некотором количестве фальшивых нот у самого вокалиста, да и слегка расстроенной гитаре. Дескать, не хотите ли скромно сказать о том, что нам еще надо многому учиться…

Нет!

Взрыв негодования следует на мои слова. Покрасневшее лицо моего собеседника точь-в-точь воспроизводит возможную реакцию Ронни Джеймса Дио на аналогичный дерзкий вопрос. Да как можно такое предположить?! Что вы себе позволяете, вы, журналист?!

«У нас пре-вос-ход-на-я ритм-секция!» - говорит буквально по слогам начинающий музыкант. Очень скоро выясняется, что все до единого группы в родном городе молодого дарования хотели переманить к себе ритм-секцию его группы. Ходили, вымаливали, предлагали жвачку и свежеиспеченный хлеб. И нет, они не отдали ее никому! Эта ритм-секция – идеальна для их музыки, ничего лучше нельзя даже представить!

Конечно, это все понты. И сам музыкант понимает, что это понты. И понимает, что я это понимаю. Но остановиться не может.


Знаете, есть такие группы, которые в интернете ищут все упоминания о себе, и тут же заваливают обидчиков ворохом истерик. Особенно это удобно в блогах.

Есть малоизвестные музыканты, которые в ответ на критические публикации или рецензии устраивают настоящие пляски юродивых – дескать, мы настолько круты, что в этой тупой России нас никто не понимает.

А чаще всего все эти дискуссии выруливают в обычное хамство. Хамят, чтобы выглядеть крутыми. А получается... совсем наоборот.

Потому что настоящие звезды почти никогда не хамят. Они прикалываются, они педантично отвечают в тысячный раз на один и тот же вопрос, они бросают короткие усталые фразы – но не хамят.

Понты и хамство – следствие неумения общаться.

Тут есть закономерность. Звезды не хамят, потому что умеют общаться. И в немалой степени они становятся звездами потому, что умеют общаться с самыми разными людьми.

А те, кто хамят – как правило, звездами не становятся. Даже если суперталантливые, даже если невероятно одаренные музыканты. Уж сколько их, талантливых, спилось. И имена их канули в никуда. Чаще всего они не умели общаться.

Подумайте об этом, начинающие музыканты.

Гуру КЕН, для "Наше Радио"