“Обид я не прощаю”

     — Юрий Михайлович, сразу скажу: обожаю ваши песни, виниловые пластинки покупал когда-то в огромном количестве. Недавно решил вспомнить детство золотое — прошелся по музыкальным магазинам. И что же — сплошные “The best of”. Где новые песни?
     — Пока в нашей стране не решат проблему пиратства, вряд ли вы услышите мои новые песни. Работать на этих бездельников я не собираюсь.
     — Предпочитаете работать в стол?
     — А меня это не волнует. Лучше работать в свой стол, чем в чужой карман.

     — Ну а если предположить, что проблема музыкального пиратства попросту не решаема?
     — Почему, в Штатах эту проблему решили: там сажают в тюрьму. А у нас чего-то я не припомню случая, чтобы кого-то посадили. Вот начнут сажать — тогда и буду выпускать новые песни.
     — С телевидением вы тоже на ножах?
     — С чего вы взяли?
     — Проходили сообщения, что вы подавали в суд — за незаконное использование двух ваших песен...
     — Да, судился. И сужусь. Это достаточно длительный процесс, они постоянно увиливают, не являются на судебные заседания, делают все, чтобы снивелировать... Но напрасно они думают, что все так просто для них закончится. В таком случае они меня плохо знают. Я все равно добьюсь того, что мои права будут защищены. Никуда они от этого не денутся. Полгода пройдет, год — все равно. Они нарушили закон — они должны со мной рассчитаться. Все!
     — Если не ошибаюсь, суть второго дела в том, что на ТВ несколько урезали запись вашего концерта?
     — Да, наполовину. Внаглую нарушили договор. А потом еще и вмонтировали запись моего аплодирующего зала в концерт к Тухманову. Ну это же вообще цинизм!..
     — Обид вы не прощаете?
     — Не прощаю. Это не обида — это нарушение закона. Обида — это когда один посылает другого далеко и надолго, а потом они мирятся. А здесь прямое нарушение закона об авторском праве. Поэтому будьте любезны возместить мне материальный ущерб.
     — По-хорошему договориться не пробовали?
     — Не собираюсь я с ними договариваться. Договариваться должны они, а не я. Они нарушили закон, а не я. О чем мне с ними договариваться?!
     — Хорошо, Юрий Михайлович, а как быть с другими скандалами, где фигурирует ваше имя? Читаю: то вы устроили драку на продовольственном рынке, то избили звукорежиссера в Самаре...
     — Вранье. Ну вранье, понимаете? Пусть докажут — кого избил, какого звукорежиссера. Где он? Пусть они мне его покажут. Пусть он напишет заявление в милицию. За такую клевету в суд надо подавать. Только чего я буду с ними судиться, на хрена они мне сдались. Это же недочеловеки, понимаете? У них же мозгов хватает только на то, чтобы придумать, что Юрий Антонов, дескать, кого-то ударил. Почему они не напишут, что у меня концерты проходят так, как ни у одного артиста? Что публика меня принимает так, как никого? Почему они не пишут об этом? Потому что они моральные уроды! А с моральными уродами никакого общения и быть не может.
     — Со стороны складывается впечатление, что конфликты к вам так и липнут: если постараться, можно и еще кое-что вспомнить.
     — Конфликтный я в том случае, когда мне наступают на ногу и не говорят при этом “извините”. Когда лезут ко мне в карман, на голубом глазу, а потом уверяют: “Мы нечаянно, мы думали, это наш карман”. Вот тогда я становлюсь очень конфликтным. Во всех остальных случаях я нормальный человек.
     — Такой бескомпромиссный характер сильно навредил вам в жизни?
     — Да ничего он мне не испортил — я в полном порядке. Чего говорить о моем характере? У меня очень хороший характер, замечательный — суперхарактер. С хорошими людьми. С говном у меня плохой характер.

“Из меня мог получиться крутой политик”

     — У вас есть друзья — хорошие, близкие?
     — Есть-есть. Но в основном это люди, не имеющие отношения к искусству. В мире шоу-бизнеса я практически ни с кем не общаюсь.
     — А как насчет врагов?
     — Видимых — не знаю. В поле зрения не попадались. Если бы попались, ну мы бы их, наверное, взяли (Антонов недобро улыбается) в перекрестье прицела. Шутка.
     — Надеюсь. Значит, не чувствуете давления со стороны?
     — Нет, притеснять меня вообще невозможно. Можно гадить из-за угла. Как кот шкодливый — насрет где-нибудь за углом и смоется. Такие наверняка есть. У каждого профессионала есть враг — непрофессионал. Который претендует на твое место. Который кушать хочет хорошо, а делать ничего не умеет.
     — Сейчас на нашей эстраде, считаете, большинство непрофессионалов?
     — Я не приглядываюсь к современной эстраде — меня она мало интересует. Муз-ТВ, MTV — эти телеканалы я не смотрю.
     — А как же новые музыкальные веяния, стили?
     — Не интересует. Мой успех в том, что я не прислушиваюсь к новым веяниям.
     — То есть вы — сам себе стиль?
     — Да, поэтому моя музыка звучит уже сорок лет. Сорок лет! И неизменно популярна.
     — По прежним временам не скучаете?
     — Отчасти. Но мне и тогда многое не нравилось. Не нравилось, что не пускали в ресторан...
     — Это еще почему?
     — И вас бы не пустили. Потому что говорили: “Мест нету”. Надо было деньги давать — пятерку или трешку. Понимаете? Пообедать негде было. Это мне не нравилось сильно. Но мне нравилось, что за 5 рублей я мог объездить всю Москву. Что за 35 рублей я мог сходить с девушкой в ресторан, выпить хорошего красного вина, покушать черной икры, осетрины, севрюги...
     — Сейчас с этим проблемы?
     — Да нет никаких проблем, но я же говорю о времени. Мне не нравилась темная Москва — как у негра в жопе, понимаете. За то, что Юрий Михайлович сделал с Москвой, честь ему и хвала.
     А комфортно я себя чувствую всегда. Что-то не нравилось тогда, что-то — сейчас. Как-то: форматирование музыки...
     — Да, кто-то решает — что формат, что неформат. И многие, как знаете, записали вас в неформат.
     — Это их дело, мне плевать. Как я могу считать себя выпавшим из обоймы, если у меня сплошь аншлаговые концерты? Все работают в клубах, а я работаю коммерческие концерты, кассовые — люди приходят, покупают билеты. Кто еще этим может похвастаться, скажите, кто?! Пять человек в стране — все! Я все равно в порядке, хотят они этого или нет. Был в порядке, есть и буду в порядке.
     — Сейчас зарабатываете больше, чем в 80-е?
     — Значительно. То есть я и тогда зарабатывал очень большие деньги — просто девать их было некуда. Ничего же нельзя было купить.
     — В мешки что-ли складывали ?
     — Нет, они у меня в банке лежали. В ту пору у меня на книжке было где-то около миллиона рублей. Можете себе представить?
     — Ого! По тем временам просто сумасшедшие деньги. Неужели все потеряли?
     — Вот еще! Вовремя успел обменять их на доллары. Очень хитрую операцию провернул... Одним словом, сказать, что сегодня я богатый человек, я не могу. Я обеспеченный. Могу себе позволить купить практически все, что можно. На реальном уровне. Я не говорю о вертолетах там, самолетах, яхтах. Но все остальное... Любая машина, дом, ну не знаю что еще — участок, хорошая одежда, часы... Другой разговор — стану ли я покупать часы за сто тысяч долларов? Да зачем? Я вот ношу простенькие — за восемьсот — и очень ими доволен.
     — Бизнесом занимаетесь?
     — Бывает иногда. Как, знаете, что-то пролетело мимо, но до конечной своей цели не долетело. Оно попало ко мне в руку. Бац! (Антонов ловит невидимую муху.) Мое.
     — Это и есть ваш бизнес?
     — Да (смеется).
     — И много залетает?
     — Иногда бывает.
     — Почему спрашиваю. Вы же когда-то баллотировались в Госдуму от Российской консервативной партии предпринимателей.
     — Люди знакомые попросили: “Можно внести вашу фамилию в список?” — “Пожалуйста”, — говорю. Ну не получилось — и что с того?
     — Если позволите, напомню причину: ЦИК исключил вас из партийного списка за то, что якобы в декларации вы скрыли часть своих доходов.
     — Все было сфабриковано — это на сто процентов. Полное вранье. Мог бы устроить грандиозный скандал, но зачем нервы свои трепать. Значит, там неприличные люди сидят, только и всего. А мне-то что — повернулся, домой ушел. Чай пить.
     — А если вспомнить ЛДПР?
     — Та же история. Меня пригласил Митрофанов, мы с ним в хороших отношениях. Сказал: “Юр, давай попробуем по Курской области”. Но тогда я еще не понимал, во что ввязываюсь. Ну поехал, заболел там, кстати, воспалением легких — простыл ужасно. Так и не довел свою предвыборную кампанию до конца. На том мои хождения во власть и закончились. Два раза я попытался — третий раз уж не пойду.
     — То есть политика из вас не получилось?
     — Мог бы получиться. И очень крутой. В силу характера. Я вырос в семье военного, тяга к дисциплине у меня с детства. В моем коллективе, например, никто не пьет. В категорической форме. Если кто выпьет — все, завтра его нет.
     — А вы что, такой язвенник-трезвенник?
     — Почему, могу выпить. Но редко, очень редко. У меня нет такой проблемы.
     — Ладно. Насчет крутого политика. Навели бы порядок, как считаете?
     — Вряд ли. Чтобы в этой стране навести порядок, нужен человек с другим характером. Еще более крутым.

“С женами я расставался легко”

     — Правду говорят, что ваш дом выстроен в стиле крепости и окружен двухметровым железным забором?
     — Какой железный — забор у меня деревянный. Обыкновенный домик, небольшой. Хочу порадовать недругов: я строю новый дом. Прекрасный, изумительный дом. Пусть у них желчь разольется, где она там разливается. (Смеется.) Пусть они обратятся к хирургу, чтобы он вырезал им желчный пузырь.
     — Живете по-прежнему с мамой?
     — С мамой. И еще — с женщинами. Потом, у меня дома живут собаки, кошки. Помощники, которые у меня по дому работают.
     — С собаками-кошками-помощниками мы с вами потом разберемся. Давайте о женщинах. Какие женщины?
     — Обыкновенные. С которыми мы спим.
     — И много женщин?
     — Немного. Мало. Женщина — скажем так.
     — Ну допустим. Вашей маме 84 года — не очень уже молодой и здоровый человек. Ухаживаете за ней?
     — Ну конечно. К ней врач приезжает. Очень замечательный человек, за эти годы стал уже нашим другом семьи.
     — Мама для вас — самый близкий человек?
     — Естественно. А как может быть иначе?
     — Себя можете назвать хорошим сыном?
     — Сын как сын — не хороший, не плохой. Честно говоря, мало времени маме уделяю. Ну как? Понимаете, я активно работающий человек, очень занятой. Я не могу сидеть на диване, колупать в носу, ждать, когда мне кто-то что-то принесет. Все свое благополучие я зарабатываю себе сам.
     — Не только себе, наверное. Знаю, ваша родная сестра Жанна, которая живет в Минске, серьезно больна.
     — Ну, не серьезно — сейчас, слава богу, все нормально.
     — Слышал, у нее онкология?
     — Так, легкая.
     — Почему в Москву ее не перевезете?
     — Не хочет сюда ехать. Покуда. Но, думаю, спустя какое-то время куплю ей здесь квартиру, машину.
     — Юрий Михайлович, у вас было три жены...
     — Три жены? Ну, было.
     — Сколько у вас детей?
     — Ну, есть дети.
     — Сын, я знаю. А еще?
     — И дочка есть.
     — Чем они занимаются?
     — Сын маленький совсем, только в школу пойдет. Дочка... Она занимается своими делами, работает в какой-то фирме.
     — Часто их видите?
     — Нет. Сына чаще, а дочку практически не вижу. Она вместе со своей мамой живет за границей.
     — Как детей зовут?
     — А зачем вам это знать?.. Ну, есть дочка и есть. С ее мамой я не общаюсь. Так по жизни бывает у многих. У большинства. Они живут за рубежом, и хорошо живут наверняка. Чего мне о них беспокоиться?.. Сына зовут Миша.
     — Юрий Михайлович, а правда, что один из ваших браков был лишь попыткой навсегда выехать из страны?
     — Да, было такое. Самая первая моя женитьба. В 1976 году я женился на девушке, которая собралась со всей семьей переехать на Запад. Подготовил себе и ей необходимые документы, купил билеты...
     — И что, не выпустили?
     — Сам передумал. Помог им перебраться в Штаты, оплатил все расходы и... остался. О чем, кстати, ни разу еще не пожалел. Но чего сейчас возвращаться в прошлое. Что не устраивало? Много чего не устраивало. Я был невыездной, во-первых. Прежде всего это меня волновало. Но если мы сейчас будем об этом говорить, в вашей газете места не хватит.
     — С женами легко расставались?
     — Очень.
     — Никаких переживаний, никаких сцен ревности?..
     — Не-не, абсолютно.
     — Инициатором разрыва являлись вы?
     — Не имеет значения.
     — Просто...
     — Вот не имеет значения, и все. Пусть вся моя личная жизнь остается загадкой.
     — Но как считаете — она сложилась?
     — Странный вопрос. Что значит “сложилась”? Посмотришь на некоторых: состоят в браке, дети есть. А друг друга ненавидят: жена изменяет мужу, муж — жене. А так, со стороны, они вроде как и счастливы: “милый Вася”, “милая Вера”... Чушь!
     Я, например, люблю, чтобы мне никто не мешал. Люблю отдыхать один: мне нравится сидеть у камина, в руке бокал с виски...
     — Однако вы сказали, что рядом с вами сейчас есть женщина. И даже не одна...
     — Понимайте как хотите. Можете как шутку воспринимать. Никаких проблем в этом нет. Понимаете? Не выискивайте здесь какой-то драматизм, одиночество. Нет здесь такого. Да, я не люблю компаний, не люблю тусовок, не люблю все эти сходки, сходняки, где все выставляются друг перед другом. Ну не люблю я этого, понимаете?
     — Ну хорошо — перейдем к вашим любимым кошкам-собакам. Если не ошибаюсь, их колония в вашем доме растет день ото дня.
     — Да, сейчас у меня 15 собак, больше 20 кошек. Еще и гуси есть. Я очень люблю животных, понимаете? И самое главное — они меня любят.
     — Животные лучше людей?
     — Как сказать... Есть в этом доля истины. Небольшая, но есть. За свою жизнь я несколько разочаровался в людях. Может, и сам в чем-то виноват. Я жесткий человек, угождать никому не собираюсь. Я делаю только то, что считаю нужным. И не иначе.