Это, конечно, по-своему авантюра – устраивать органные вечера в зале, где органа нет. А во «Дворце на Яузе» - устраивают.

Каждый раз рассказ об очередном концерте – как увлекательный сериал с продолжением. Где взяли орган, откуда взяли, надолго ли… А ведь орган – не скрипка, в футляре не перенесешь. Воистину безумству храбрых поем мы песню – «Дворец на Яузе» сейчас совершенно уникальное место на культурной карте Москвы, энтузиазму и хорошему вкусу здешней команды можно завидовать и у них учиться.

В этот раз цифровой орган Rembrandt предоставила фирма Johannus, зафиксируем этот факт для потомков. Звук у «Рембрандта», установленного в аккурат в проеме между колонн классическо-сталинской архитектуры залы – с обычным органом не сравнишь, но и на дешевую пищалку совсем не похож. Скорее, это вальяжный представитель дорогущих цифровых органов, которому в этом конкретном зале не хватило акустики – гладкие бетонные стены отражают звук в непредсказуемом направлении. Затяни их бархатом, и бархатистости бы прибавилось не только в нижнем регистре.

Елена Заремба

Меццо-сопрано Елена Заремба видывала всякие расклады. Но в этот раз она словно пришла на запись в студию. Запись как запись – повсюду висят микрофоны, пшикают на щелчки затворов фотографов, ноты на пюпитрах – чтобы не сделать ошибки, не дай Бог. Заремба – национальное достояние, работает по всему миру и поет со всеми оперными звездами мира, обладательница премии Grammy, в конце концов. И вот такой удивительный эксперимент: цифровой орган, сталинский зал с коллонадой, три версии «Аве Мария»…

Фантастической красоты меццо-сопрано Зарембы словно поплыло по холодному бетону стен. Северно-сдержанный Гендель – что в арии Ксеркса, что в арии Ah! Spietato! из «Амадиджи» - оставался неприступным, монументальным и каким-то нарочито техническим. Тогда еще было непонятно, что таково настроение Елены на весь концерт, - но уже порядком заторможенный Скарлатти начал удивлять. К чему такая сдержанность знаменитой исполнительнице Кармен?.

Елена Заремба

Разгадка нашлась только к арии Париса из оперы Глюка «Парис и Елена». Елена Заремба пела, нацепив на нос очки и изредка вопросительно оглядывая зал. Иногда откашливаясь между произведениями, но чаще педантично выпевая глюковские сладкие фиоритуры. Разрыв между привычно-страстной Зарембой и Зарембой этого дня был зияющ и красноречив. Никаких эмоций, только педантичное пропевание кристально чистых нот – пожалуй, даже избыточно педантичное. Заремба играла в студийный мастер-класс.

А что же, собственно, «Аве Мария»? Версия Баха-Гуно была с назидательными льдинками в голосе, эталон Шуберта – виртуозный и прохладный, переложение Каччини-Янченко - как ироничный дивертисмент.

Гораздо эффектнее Елена Заремба раскрылась в этот день в баховских «Страстях по Матфею» и «Молитве» Гуно. Просто потому, что они идеально подошли под загадочное холодное и словно размышлительное настроение певицы. Просто потому.

Стоит отметить давно выступающую в камерных программах с Зарембой органистку Антонину Кадобнову – мальчишески-задорная, она пыталась выжать из цифровой игрушки все, что можно. И это порой удавалось. В Токкате из симфонии №5 Видора, исполненной ею сольно, эмоции накалились до нешуточной температуры.