10 февраля в клубе «Б2» прошла презентация пятого, почти студийного альбома Алексея Паперного и группы «Т.А.М.» под названием «Весна». Забавно, словно еще недавно Паперный вдохновенно встряхивал густыми кудрями и задорно пел гимн Тверскому бульвару «Твербуль-буль-буль-буль-буль-буль-буль!..». А теперь поседевший, чинный, с печальным взглядом – и такой же ребенок в душе.

Алексей Паперный

Паперный – это московская штучка. Если он и ездит куда-то на гастроли, то об этом мало известно. А вот его арт-клуб «Китайский летчик Джао Да» знает почти каждый не лишенный интереса к жизни москвич и совсем каждый иностранец, приезжающий в столицу.

В ситуации иссушения климата для неформатной умной музыки его клуб – одна из немногих отдушин. Отдушина плавает обычно в сизом табачном дыму, заполнена доверху самым удивительным народом, и играют там то, что по телевизору не показывают.

Самовар кипит, самовар кипит,
Из трубы парохода дым валит,
И направо вид, и налево вид,
И река шумит за бортом.

А когда-то Паперный был актером. От того романтического времени осталась вторая часть названия группы – «Т.А.М.», которая расшифровывается как «товарищество актеров и музыкантов». Именно так «Твербуль» ездил в 1990 году на театральный фестиваль в Эдинбурге, где получил, по слухам, первую премию. Все знают, что в Эдинбурге нет конкурса, но такие слухи рождают новую мифологию. Паперному нравится конструировать мифологию. Его песни – сплошь изощренная мифология.

Нынче группа Паперного выступает по четвергам в клубе Паперного. И очень редко ее можно услышать где-то еще. Хотя иногда его песни крутило «Наше радио», и тогда группа из продымленного крохотного арт-клубика вышла на сцену «Крыльев». Презентация предыдущего альбома «Танцы» (2004) прошла в еще не ремонтированной культовой Горбушке, и, хотя зал был неполон, веселья хватило на всех.

Нынешний Паперный – другой. Он больше не хочет играть зажигательное латино, принесшее ему успех на клубной сцене. Он сумрачен, печален и горек. Тот городской шансон, который он играет столько лет, обернулся теперь для него пилюлей от веселья.

Его взгляд цепляется за приметы неподвижного отсутствия равновесия – перед бабою по Волге белый плывет пароход, река шумит за бортом, соловей поет и вот-вот улетит, пароход все плывет, идет человек с чемоданом по полу, как по полю, и нет неба, и нет земли, под деревом курит папиросу старый добрый доктор Айболит…

Все в мире находится в состоянии ожидания чего-то важного, решительного, серьезного. И только ребенок Паперный смотрит широко открытыми глазами и единственный предчувствует то, что произойдет вот-вот. Это саспенс, который существует только во взбудораженном детском воображении. Это «Птицы» Хичкока, которые беззвучно машут крылами.

В детском театрике Паперного все действующие лица одномерны, ходульны, картонны и лишены права голоса. Голос Паперного передвигает картонки по игровому полю, и лишь вселенская еврейская тоска заполняет объемы кислорода, предназначенные случайному слушателю.

Идет по земле человек с чемоданом,
Лежат в чемодане пальто и фагот.

Конечно, это городской шансон светлой печали. И Паперный – это Галич наших дней. Ничто в его музыке не важно, кроме биения акустической гитары. Воспринимаешь такой формат подачи – влюбляешься, не воспринимаешь – отходишь в сторону. Нет сомнений, что большинство не воспринимает и никогда не воспримет. Имеющиеся музыканты что в записи, что на концерте играют откровенно скверно.

Сам Паперный не совсем гитарист и уж точно не вокалист. Поет мимо нот и даже не морщится. Ну как такого полюбить?

Но при всей камерности аудитории (хотя переполнить клуб «Б2» оказалось посильным делом) Паперный несет крайне чистый импульс. Он искренен и укутан защитными одеяниями. Интеллигентские разговорчики на кухне, гитара со следами детских каракулей фломастерами – это тот мир, который пока не поддается разрушению, медийным мощным ударам.

Ну и что из того, что разговорчики перенеслись из лианозовских кухонь за столики «Китайского летчика» и «Маяка», а поют теперь прямо с крохотной сцены? Импульс остался неизменным. Именно за такой «русской душой», кстати, тянутся в такие места продвинутые иностранцы.

Вы посмотрите, что творится,
И тут и там весна.

Внутри альбома «Весна» бурлит своя собственная жизнь. Паперный дает отсылки к только ему знакомым именам и событиям, спорит с Владимиром Высоцким о том, что вместо «все не так, ребята» надо петь «все, ребята, хорошо!» – с самыми унылыми интонациями причем. Да что там, сама история записи «Весны» достойна отдельной песни.

Почти год в разных студиях и с разными музыкантами записывался этот альбом, и после окончательного сведения наконец стало ясно, что альбом не получился.

Плюнув на все, Паперный едет к себе на дачу со всеми музыкантами, запирается и за пару дней записывает все заново. Наконец, уже отдав готовые треки на лейбл, выступает живым звуком у Михаила Козырева в радиопередаче, после чего выкидывает половину дачных треков и заменяет их тем, что прозвучало по радио. В результате получилось то, что получилось.

Кое-где гитара играет в только ей ведомом темпе, где-то фонит микрофон – зато есть нерв. Качество записи не имеет значения, потому что главное – атмосфера. Наверняка именно так думает Паперный. Если бы он думал иначе, альбома в таком виде точно не получилось бы. Какой-то другой – да, а именно такой – нет.

Сегодняшний Паперный все сильнее напоминает внешне шансонье Шарля Азнавура. Похоже, это сходство не только внешнее. Новые песни окончательно закрепляют за Паперным этот неоднозначный термин – «шансонье».

Космополитичный шансонье Паперный – играется ли с мелодиями клезмера, наигрывает ли вальсок – но прежде всего он несет ту обаятельную атмосферу московского интеллигентского лузерства, что опознается на генном уровне.

А научиться играть или петь – это для шансонье Паперного дело наживное. Шансонье Шарль Азнавур тоже славен совсем иным. И он тоже, в конце концов, не Фредди Меркьюри.

Гуру КЕН, для деловой газеты "Взгляд"
Фото - Светлана МАЛЬЦЕВА, Foto.NEWSmusic.ru