Младшенький из братьев, Глеб, в данный момент оказался на больничном, но и встреча со старшим, Вадимом, наложила на "МК" отпечаток сугубейшего позитива.
     
     
     — Пластинка-то вышла после огромного перерыва. Аж с 2000 года наглухо молчали.
     — Не было желания ничего писать. Смерть Саши (клавишник “Агаты Кристи” Александр Козлов умер от сердечного приступа в 2001 году) была очень сильным ударом. Раньше мы сочиняли втроем. И это очень удачная формула: композиторское трио. Все тянули в разные стороны, споры решались голосованием. Когда мы остались вдвоем, не сразу собрались с духом как-то начать работать.
     — Так и не решились взять в группу нового клавишника?
     — Клавиши забиты в компьютер. Присутствием двух солистов на сцене это вполне компенсируется. Мы с Сашей были с детства. Учились вместе в школе. Само собой разумеется, что на его месте в группе никто никогда не сможет быть.
     — “Kill Love” и “Порвали мечту” — самые яркие песни альбома — мне показались отблеском “Позорной звезды”, вашей лучшей пластинки. Очень трогательные вещи.
     — Мы, конечно, навставляли сюда своих любимых ходов. Но уже с нынешних позиций. Этот альбом для нас прежде всего возвращение в табель о рангах. Понимаешь, не хотелось трясти песком из задницы, хотелось что-то новое из себя вытащить. И оно нашлось.
     — Заметна очень мода на 80-е.
     — Так мы специально всяких аналоговых синтезаторов понакупили для этого. Что-то есть от киберпанка и от синти-попа.
     — То есть по-любому “Триллер” не рок-альбом?
     — Получилась выигрышная смесь грозного тяжелого современного звука и старомодной электроники. Скорее в стиле Алексея Рыбникова, чем в стиле “Prodigy”.

     — Да, трогательно... Но вот тексты у вас там странноватые...
     — Почему бы не позволить себе изъясняться в пластинке тем языком, которым мы язвительно шутим между собой? Да, это отчасти провокация. Но ничего запредельного там нет. Просто какие-то словечки, подчеркивающие эмоцию. Мне вот странно: почему-то слово “целки” из радиоэфиров вырезаются (так препарировали песню “В интересах революции”), а слова “сука” спокойно оставляют...
     — Песня Корнея “Отымела” с фразой “Мне хотелось бы стать всем миром, чтобы ты меня отымела” тоже испугала радиоэфиры... Но кроме слов у вас в пластинке вообще атмосфера эдакого трэшового садо-мазо-угара, какой-то предсмертной сексуальной агонии!
     — Это скорее фантазия, чем предсмертный крик. А еще вернее — ухмылки над тенденциями в трэш-культуре. Глеб (автор большинства текстов “Триллера”) очень увлечен трэш-литературой, и это все оттуда.
     
      Ты куда летишь, печальный призрак,
     Вот он я, готический твой принц,
     Ты выглядишь как труп своей собачки,
     Которую насиловал фашист.
     
     Такая типа садо-мазо
     Вся ты садо-мазо,
     Даже сердце садо-мазо
     Бьется садо-мазо.
     (“Садо-Мазо”)
     
     — “Днем и ночью, днем и ночью не могу реально кончить” — это еще ладно, можно списать на трэш. А вот фразочки типа “Ты поняла” с ударением на втором слоге — жуткая корявость.
     — И это специально сделалось. Это как в фильмах: актер должен говорить фонетикой и диалектом персонажа, которого играет. Наши же песни — не про себя. Возможно, про персонажей из трэш-романов. Они изъясняются так. Я вот никогда не умел писать стихи в стиле личных дневников. Хочется чего-то полусказочного, метафор хочется. Когда ты сам фантазируешь на тему своих фантазий. Поэтому такая белиберда и получается.
     — А у вас никогда не случалось провидческих песен? Знаешь, когда что-то очень глубинное выплескивается в песню, это потом сбывается, материализуется. Я знаю такие случаи.
     — Может быть, поэтому у нас и нет песен буквально про меня или буквально про Глеба. Есть, допустим, вещи, которые я со сцены никогда не смогу сделать. Вот я сходил на спектакль “День радио”, посмотрел, как “Несчастный случай” там юморит. Поймал себя на мысли, что так не смог бы. Вот в жанре пародии я себя никогда не представляю. Как и не представляю себя в жанре эдакой бардовской откровенности — когда с разрыванием рубахи все про себя поется.
     — Это ты кого имеешь в виду?
     — Ну не знаю... Высоцкий какие-то песни пел, которые ассоциируются только с ним. Когда человек только от себя поет. А мы — от лица каких-то персонажей по большей части. А песни, которые все же от себя, мы очень редко на концертах играем. Потому что не хочется на сцене себя чувствовать голым.
     
      Садись на меня, мы будем
     не здесь,
     Когда эту грязь увидит заря,
     Но только не нас,
     но только без нас,
     Меня и тебя,
     Невинные дети
     не встретят в раю,
     Мою и твою продали мечту,
     Купили мечту,
     
     Порвали мечту,
     порвали мечту,
     Такие тупые, что хочется выть,
     А небо такое, что можно убить,
     Никто не заметит, когда я начну.
     (“Порвали Мечту”)
     
     — “Триллер”-то звучит довольно своевременно, вполне актуально. Так почему модно-роковые радиостанции от вас отмахиваются? Из-за ярлыка “Легенды русского рока”, мол, старперские дела?
     — Ну, не старперский, а депрессивно-удрученный рок. Они, наверное, так про нас думают. Поскольку последние два альбома — “Чудеса” (99-й) и “Майн Кампф” (2000-й) — реальное грузилово. И программные директора через такое представление перешагнуть не могут. А вообще — радиостанции ведь с жиру бесятся. У них ведь ложное представление, что именно они формируют вкус у людей. Они сидят на кнопке и решают, что хорошо, что плохо. Но это же не так на самом деле.
     — Разозлили тебя?
     — Меня, конечно, бесит, что я не могу дозвониться до этих программных директоров, что они не считают нужным брать трубки. Но это не только со мной происходит, но почти со всеми ведь рок-группами.
     — После Нового года на МТV заявили, что все, больше никаких у нас не будет рокеровских клипов. Только “Звери” и “Уматурман”. Ну и Земфира, которая вне обсуждений. Но якобы случилось некое жесткое выступление объединившихся рок-продюсеров, которое все же на что-то повлияло.
     — Я знаю, что, когда Хип (Александр Пономарев, рок-продюсер. — К.Д.) попросил, чтобы МТV ему в письменном виде подтвердило, что они больше не нуждаются в группах “БИ-2” и “Сплин”, те не решились. И клип “БИ-2” в эфир сразу поставили.
     
      Пока ты чистый, пока ты прешься по борьбе,
     Любая кукла умрет от счастья на тебе,
     И пока ты веришь, пока ты давишь рычаги,
     Рвутся целки, умирают целки от любви.
     (“В Интересах Революции”)
     
     — Эти четыре года вы были в состоянии развала, получается?
     — Мы были в коме. Ладно четыре года молчания — концерты-то были. Но когда такая череда клубных беспонтовых выступлений с одними и теми же фанатами, одними и теми же песнями, от которых уже тошнит, — это сподвигает. И мы с Глебом решили наладить отношения, убедили друг друга, что надо начать работать.
     — А у вас с Глебом были проблемы?
     — А между нами все время вставали разные люди, которым очень на руку было, что мы друг с другом мало общаемся.
     — Интересно, с какой стати кто-то третий влияет на отношения двух братьев...
     — Но мы же с ним не в одной комнате живем. По принципу “разделяй и властвуй” что-то делалось. Можно ведь какие-то тривиальные интриги плести. Глебу сказать, что я про него то-то сказал. Мне — что он про меня это.
     — Знакомо...
     — Соперничество между нами всегда было и всегда будет. Вопрос в том, какие формы оно приобретает. Насколько оно разумное и насколько эмоциональное.
     — Ваш камень преткновения: кто в группе главнее?
     — Может, и это. Но с годами такая дилемма все смешней. И мы смогли ее наконец разрешить, начать работать и записать такой альбом. И спланировать дальше какую-то деятельность.
     — А какая у вас разница в возрасте?
     — Шесть лет. Мне 40, Глебу вот 34 исполнится.
     — Все-таки разные поколения.
     — Когда-то были разные. Но Глеб так рано в музыку вошел. Он школу закончил, и все остальное время жизни мы уже провели вместе, в одной группе.
     — М-да... А вообще, конечно, ваше возвращение вполне соответствует нынешней моде на comeback’и. Допустим, феерическое возвращение “Duran Duran”...
     — Я бы вообще-то путь “Аerosmith” предпочел. У них тоже в тартарары все улетало, с наркотиками, со всей этой ерундой. И потом — всплыли. Захотели жить. По-человечески и в музыке. С нами, видимо, что-то подобное сейчас происходит.
     — Ах, да! У вас же была слава самой наркоманистой из наркоманистых групп. Но вот сидишь ты передо мной — такой розовощекий, бодрый. 40 лет тебе не дать ни в жизнь.
     — Нам повезло, мы вовремя спохватились. Мы музыку в себе очень любим. И даже когда на грани были — музыка, собственно, и вытаскивала.
     — Но с героина-то, говорят, не слезают?
     — Про нас нельзя говорить как про классических наркоманов. А вообще мне сейчас смешно смотреть на людей, которые нас когда-то за наркотики осуждали. А сейчас сами так дорвались до этого! Испытание славой и достатком не все проходят.
     — Да уж! Ну и что: пластинкой “Триллер” повторите свой былой успех супергероев?
     — Модной группой мы стать не хотим. Надо ведь быть реалистами: модной группой лишь один раз можно быть. Модным, наверное, нужно когда-то побывать. Но потом более серьезные испытания начинаются. Побыл модным — потом надо, чтоб либо о тебе вообще забыли, либо поддерживай постоянный интерес к себе, делай что-то действительно новое. Это очень сложно, но интересно. Хочется самим себя уважать. Быть группой, которую самому приятно слушать. И мне сейчас себя слушать вполне приятно.
     Да и нам в общем-то не противно.