У Юты 12 апреля вышел новый альбом «После». Обозреватель деловой газеты ВЗГЛЯД Гуру Кен задал певице несколько заинтересованных вопросов.

Юта выпустила новый альбом «После»

– Альбом, который вышел, – первый после расставания с продюсером Александром Семеновым. По-человечески легко предположить, что в нем ты хочешь реализовать те идеи, планы или амбиции, которые, может быть, не удалось реализовать с предыдущим продюсером. Это так? Расскажи поподробнее о новом альбоме.
– Наступает какой-то момент в творчестве и вообще в творческой жизни, когда ты понимаешь, что переписывать и переделывать невозможно и нужно начинать с нуля. Саша очень много внимания уделял творчеству. Он, может быть, творчество даже любил больше, чем организационно-продюсерский процесс. Он больше творец, чем продавец. И когда он ушел, появилась эта возможность творить с нуля, потому что директор Оля занимается сугубо своим делом – администраторским и продюсерским в глобальном смысле этого слова. Она не лезет в творчество, я предоставлена самой себе, естественно, я с ней советуюсь, естественно, мы просчитываем каждый шаг, но на студии сижу я, а она сидит в другом месте. Альбом называется «После». Можно трактовать так, что это после разрыва с Сашей.

– Так и будет толковаться!
– Это настолько емкое название, что можно трактовать как угодно. Я уже даже для себя решила так. Что мне удобно, то я и буду говорить. Мой муж-режиссер, для фильмов которого я пишу музыку, снял кино год назад. Это его первый фильм, а я должна была написать заглавную песню. Год мы не могли понять, за что ухватиться. Оба понимали, что это должно быть произведение очень драматичное, наполненное эмоциями. Но в каком ключе – никто не мог понять. И вот мы год думали. Пока наконец у фильма не появилось название – «После жизни». И я ухватилась за слово «после». Это и была отправная точка. Появилась песня «После».

И я решила, что это очень хорошее название для альбома, очень правильное. Поэтому альбом так и называется.

– В новом альбоме стало больше электроники?
– Чуть-чуть больше. Более свежее для меня звучание. Это то, к чему я давно шла, просто не было толчка, не было желания, не было возможностей, не было услышано это в голове.

Есть, например, одна песня – «Кабы», она завершает альбом. Она вообще а капелла записана. Это стилизация под русскую народную песню. Как появилась? Сидели мы дома с мужем, и у него родился новый сценарий. Он попросил меня написать для него русскую народную песню. Я говорю: «С ума сошел? Русскую народную песню написать – это вообще верх мастерства». Еще Есенин об этом говорил. Решила попробовать, и за 10 минут я написала эту песню. Долго мы думали с музыкантами, как ее сделать, как ее подать, чтобы вот эта народная органика осталась. И в конце концов я приняла решение, что это должна быть а капелла.

Там такая философская мысль. Вся наша жизнь построена на том, что, кабы я была бы с милым, горя бы не знала. А в конце – кабы я бы не любила, горя бы не знала.

– Это все на тему народной песни «Миленький ты мой, была бы я с тобой…».
– Да, была бы, да «бы» мешает.

– Последние твои альбомы были ориентированы не на молодежную аудиторию, а на людей взрослых, созревших. Сейчас прибавилось электроники, этот путь в ту же сторону?
– Тайна великая для меня есть. Я бы тоже так думала, если бы каждый день не получала десятками письма от девочек и мальчиков, которые пишут примерно такой текст: «Юта, я слышу твою песню «Жили-были», иногда я плачу, а иногда не плачу. Скажи, что мне делать?» Очень много детишек, взрослых детишек. Другое дело, что на концерты выбирается более зрелая публика. Песни мои ориентированы, наверное, на человека чувствующего, зрелого, думающего. Это не совсем развлекательная музыка, там какая-то смысловая нагрузка, некий философский уклон. Но она очень легкая, она не грузит. Поэтому все, кто в состоянии воспринимать чистые эмоции, те и слушают. Не знаю, поменяется ли сейчас целевая аудитория. Я для себя решила – выпущу, а там посмотрим. Знал бы прикуп, жил бы в Сочи. Я не знаю, как на него отреагируют люди. Другое дело, что мне он нравится.

– Почему-то романтичные люди в творчестве обычно любят петь дуэтами. А почему у тебя с дуэтами не то чтобы не складывается – они какие-то неконгруэнтные.
– Во-первых, я людей не люблю…

– Мизантроп? Романтический мизантроп?
– Да. Во-вторых, на этой пластинке появился очень интересный дуэт с Лешей Маклаковым. Это человек, который играет прапорщика Шматко в сериале «Солдаты». Леша в какой-то момент запел, причем всем понятно, что он не музыкант, а играет в музыканта, но делает это настолько убедительно! Он актер от Бога и поет здорово. Мы сидели в Одессе перед съемками сериала «Прапорщик», и что-то пошел разговор о дуэте. Я говорю: «Эта песня должна быть не про любовь. А, например, про папу с дочкой». Приехали в Москву, недели две прошло. Муж, продюсер этого сериала, говорит: «Ну что, будем?» И тут я вспоминаю старую историю. У меня есть песня «Имя», которая оказалась недореализована. Она была в хит-параде «Нашего радио», а дальше история не пошла. Давно уже были мысли дать ей вторую жизнь, и тут до меня доходит, что если ее разложить на две строчки – женщина, две строчки – мужчина, то получается дуэт. Мы сделали абсолютно попсовую аранжировку, такую умную попсовую, и спели с Лехой этот дуэт. Я горжусь этой работой, мне нравится. Леша гордится этой работой, ему нравится.

– Ну вот какие-то неконгруэнтные. Вот я могу себе представить дуэт Юты и Валерия Меладзе, Юты и Кинчева.
– А Шахрин?

– Шахрин – нет. Интересно ведь либо в конфликте, либо наоборот. А с Шахриным драматургия неинтересна. Ну какие у тебя могут быть отношения с патриархом Шахриным? Это неинтересно!
– Так ты текст-то почитай. Там ведь не о том, что мы с Шахриным сидели и курили трубку мира, а там о том, что у каждого есть история. На мой взгляд, Шахрин – вот такой мужик и вот такой музыкант! Мне на тот момент было безумно интересно. Что касается дуэта, о котором ты говоришь, может быть, еще время не пришло. Каждому поступку и событию свое время. Значит, не шарахнуло еще! Нет такого человека, с которым мне сейчас хотелось бы спеть. Может быть, завтра у меня глаза откроются и я пойму, что Кинчев – это тот, с кем я хочу спеть. Я приду к Кинчеву и предложу ему песню, или Кинчев придет ко мне и предложит мне песню. Тут расчетами заниматься хорошо, но не всегда полезно. Как-то само должно сложиться.

– А политических песен у тебя нет.
– Я абсолютно аполитичный человек. У меня есть песни на стихи известного депутата.

– Разве не логично подумать: раз человек поет песни какого-нибудь депутата или министра, то все это попахивает какой-то продажностью, конъюнктурой, зарабатыванием бабла?
– Людей нельзя судить за то, что они думают стереотипами. Им так удобно. Человеку дан мозг – если ты хочешь разобраться в этой проблеме, ты поищи информацию. Что касается Евгения Ройзмана, он поэт больше, чем депутат. Он в одно время просто забросил это занятие, а писал он очень хорошо. Те стихи, которые попадали мне в руки, я смотрела на них и понимала, что из некоторых могут сложиться песни. Это было интересно, и я писала. Он мне давал их совершенно бесплатно, я их совершенно бесплатно писала. И на таком творческом вдохновении возникал продукт, который продается весьма неплохо. Чем депутат Госдумы может помочь эстрадному артисту? На какие рычаги он может нажать, чтобы артиста народ больше любил?

– У наших эстрадных артистов заработок один, и как раз депутаты в этом вопросе очень даже могут помочь.
– Насколько я знаю, депутаты мало чего решают в отношении сильных мира сего. Чаще всего депутаты – пешки. Относительные пешки, но все же.

– Корпоративы-то они все же заказывают.
– Заказывают не в депутатской среде. Заказывают компании. Работающих по-настоящему депутатов мало. Ройзман – он такой, он горит работой. Он работает для людей и для страны. Он идеалист. Он Робин Гуд. Поэтому он пишет такие замечательные стихи. Сейчас пишет мало. Но то, что пишет, попадает мне в руки и становится песнями. На данный момент у нас накопилось семь песен. Одна из них выйдет в новом альбоме. Когда накопится штук двенадцать – выпустим отдельный альбом. Обязательно. Он настоящий поэт.

Меня вообще привлекает в людях талант. Вернее сказать, кроме таланта, ничего больше не привлекает.

– Когда я писал рецензию на последний твой альбом «Телерадиосны», мне представлялось, что еще один шаг – и Юта превратится в бренд, в блондинку из немецкой эстрады 40-х, стоящую в мехах и шикарном платье где-то в казино… Ты не пошла в этот большой эстрадный стиль?
– Ты имеешь в виду гламур? Кто из нынешних артистов олицетворяет этот большой стиль?

– Гурченко, например. И все, ниша пустует.
– Чтобы быть в той нише, нужно в первую очередь актерское мастерство. Что Гурченко, что Мерилин Монро – они великолепные актрисы. Но они не музыканты. А меня Бог поцеловал в макушку с другой стороны. Я музыкант и композитор. Но я не знаю, чем буду заниматься в музыке дальше. Это хорошая планка. Возможно, через два года или через десять лет я буду заниматься именно этим. А сейчас я честно делаю то, что делаю.

Еще меня безумно прет от рок-н-ролльных концертов с музыкантами, которые мы играем. Я не хочу отказываться от них. Я внутри еще угловатый подросток, хотя мне скоро 28. Но шоу мне сделать интересно. И оно будет. Мы по крупицам сейчас собираем наработки для такого шоу. Все придумки складываем в копилочку – и совершенно точно реализуем рано или поздно. Переход к дорогой качественной музыке бывает, но не все сразу. Мне нравится и рубиться, и романсы петь.

Гуру КЕН, для деловой газеты "Взгляд"